Мой любимый подкаст о поп-культуре Blitz and Chips в этом месяце запустил книжный клуб и первой книгой для обсуждения стала «Краткая история семи убийств» Марлона Джеймса https://vk.com/blitzandchips?w=wall-111640042_1326

Рекомендую присоединиться и уверена, что дальше будет ещё больше крутых книг, ведь на этом романе ребята не зря остановили свой выбор. Выход книги прошёл тихо и до неприличия незаметно широкому кругу читателей, хотя произведение достойно внимания более чем.

Полистала «Тайную историю Твин-Пикс» Фроста и приступить не терпится, но сначала сериал!

#читаюсейчас Хорхе Луис Борхес «Новые расследования»

Как-то раз я прочёл, что человек, распорядившийся возвести чуть ли не бесконечную китайскую стену, был тот самый Первый Император Шихуанди, который приказал сжечь все книги прежних времён. То, что оба эти грандиозные деяния — пятьсот или шестьсот лиг камня, защищающего от варваров, и жестокое уничтожение истории, то есть прошлого, — исходят от одного человека и каким-то образом являются его символами, неожиданно обрадовало и взволновало меня.

С точки зрения истории в этих мерах нет ничего таинственного. Современник войн Ганнибала, Шихуанди, император династии Цинь, завоевал шесть царств и уничтожил феодальную систему; возвёл стену, потому что стены служат защитой; сжёг книги, потому что к ним обращались его противники, чтобы восхвалять правителей древности. Сжигать книги и воздвигать укрепления — общий удел правителей, необычен лишь размах Шихуанди. Ряд синологов именно так и считают, но мне чудится в событиях, о которых идёт речь, нечто большее, чем гиперболизация заурядных распоряжений. Привычно оградить сад или цветник, но не империю. И глупо было бы утверждать, что самое обычное для народа — отречься от памяти о прошлом, мифическом или истинном. К тому времени как Шихуанди повелел начать историю с него, история китайцев насчитывала три тысячи лет.

Шихуанди, по описаниям историков, запретил упоминать о смерти, он искал эликсир бессмертия и уединился во дворце, где было столько комнат, сколько дней в году. Эти сообщения наводят на мысль, что стена в пространстве, а костёр во времени были магическими барьерами, чтобы задержать смерть. Все вещи хотят продлить свое существование, писал Барух Спиноза, возможно, Император и его маги полагали, что бессмертие изначально и что в замкнутый мир тлению не проникнуть.

Немного о развлечениях битников в Париже.

Барри Майлз «Бит Отель»

Барри Майлз был знаком с Берроузом, Корсо, Гинзбергом, Гайсином, Ферлингетти и портрет «разбитого поколения» составлен им не только из дневников писателей, но и собственных воспоминаний. Ему удалось проникнуть в замкнутую систему мышления битников, сознательно отошедших от условностей и создавших новую экосистему с тесным переплетением творческого безумия, наркотиков и авангарда.

В период с 1950 по 1960 год, Бит Отель на узкой средневековой улочке Жи-ле-Кер, неожиданно для его владельцев, стал пристанищем и оплотом самых активных представителей битников. «Разбитые» бежали в Париж за свободой, запрещёнными наркотиками и отсутствием морали, многие из них были геями и именно во Франции не чувствовали осуждения со стороны. Придерживаясь образа жизни богемной бедности, поэты и художники могли усердно работать изо дня в день над новыми идеями, или бродить по улочкам, расплачиваясь за проживание в отеле своими стихами и картинами. Хозяйка снисходительно относилась к битникам, разрешая готовить в номерах и приводить на ночь гостей. Подобные посиделки ни раз заканчивались оргиями, что впоследствии нашло отражение в философии хиппи и распространении любви.

В Бит Отеле Аллен Гинзберг написал знаменитые стихи «На могиле Аполлинера», «К тете Розе», «Кадиш», а Корсо поэму «Бомба» с ядерным грибом на обложке, Гайсин изобрёл свой метод «разрезок». Атмосферу отеля с грязными комнатами, неприятными запахами и крысами описал Берроузом в «Голодном ланче». Несмотря на неприглядный вид, здание было эпицентром креатива и иллюстрацией жизни битников: беспорядочных связей, самокопаний, долгов, разочарований и поисков смысла. Среди них не было ни одной женщины (об этом факте я даже никогда не задумывалась!). Идеи личной свободы шли вразрез с идеями брака, раздражали их и не могли сравниться с эстетическим удовольствием от связи с мужчиной. Женщине же отводилась роль любовницы, не более.

Единственным из битников, кто никогда не жил в Бит Отеле, был Джек Керуак. Ему банально не везло со свободными номерами.

Брайан Вон, Пиа Гуэрра «Y: последний мужчина»

В один день и час по совершенно непонятным причинам все мужчины и млекопитающие с Y-хромосомой умирают, а разрозненная цивилизация остаётся на хрупких женских плечах. Спустя два месяца, отсутствие электричества, транспортного сообщения, еды и правительственного аппарата приводит к образованию нескольких групп: одни стремятся любыми способами вернуть прежний образ жизни, другие под шумок захватывают новые территории, а третьи ударяются в философию амазонок, вырезают себе левую грудь и празднуют падение патриархата.

В этой атмосфере растерянности, страха и безысходности о себе даёт знать единственный выживший мужчина — Йорик Браун со своей обезьянкой Амперсандом.

За Йориком тут же начинается охота. Одновременно в нем видят ключ к разгадке произошедшего и угрозу, вопрос лишь в том, кто первым до него доберётся. Геройство в планы Йорика никак не входило, ибо его цель добраться до любимой девушки за 10 тысяч километров от него. Пожалуй, спасение мира впервые является побочным квестом на пути главного героя и это сразу подкупает. В довольно ироничной манере комикс преподносит острые социальные темы и рушит шаблоны, попутно переворачивая с ног на голову и мужские фантазии (за 245 страниц ни одного намёка на сексуальное рабство найдено не было). Например, на фоне хаоса, насилия и грабежей, творящихся в крупных городах, оказавшиеся на свободе преступницы из женской тюрьмы ведут тихую, почти райскую жизнь в посёлке и поднимают сельское хозяйство. И подобные финты разбросаны по всему сюжету, рисуя самую непредсказуемую картину развития событий в контексте: «Что, если бы..».

Введением к «Туристу» Дина Макканелла оказалось стихотворение «Anywhere out of the world» из цикла
Шарля Бодлера «Парижский сплин» (крайне советую!). Прекраснее и быть не могло.


Жизнь — это больница, где каждый пациет страстно желает перелечь на другую кровать.

Кому-то хотелось бы хворать у печки; другой уверен, что выздоровеет возле окна.

Мне кажется, что я бы всегда чувствовал себя хорошо там, где меня сейчас нет; и вопрос о переезде туда — вот что я обсуждаю непрестанно в беседах с моей душой.

«Скажи мне, бедная моя охладевшая душа, не думаешь ли ты пожить в Лиссабоне? Там должно быть жарко, и ты бы отогрелась там, как ящерица. Это город возле самого моря; говорят, что он весь выстроен из мрамора, и тамошние жители так ненавидят растительность, что уничтожают все деревья. Вот пейзаж, который пришелся бы тебе по вкусу, — свет и камень, и вода, где они отражаются».

Моя душа не дает ответа.

«Раз уж ты так любишь покой в сочетании с переменой зрелищ, не хочешь ли пожить в Голландии, этой блаженной стране? Может быть, ты повеселеешь в этом краю, чьи образы так часто восхищали тебя в музеях. Что думаешь ты о Роттердаме, — ты, любящая леса мачт и корабли, пришвартованные к ступеням домов?»

Душа остается немой.

«Может быть, тебя сильнее привлекает Батавия? Что ж, там мы нашли бы дух Европы, обрученный с тропической красотой».

В ответ — ни слова. Не умерла ли моя душа?

«Или ты уже окоченела до такой степени, что только в своей боли находишь удовольствие? Если так, давай умчимся с тобою в те края, что сходны с царством Смерти. — Решено, бедная моя душа! Мы отправляемся в Торнео. Даже еще дальше — к крайним пределам Балтики; и еще дальше от всякой жизни, насколько это возможно, — к самому полюсу. Там косые лучи солнца лишь едва скользят по земле, и подолгу тянутся дни и ночи, убивая разнообразие и увеличивая монотонность, близкую к небытию. Там мы сможем надолго окунуться в сумерки, а чтобы развлечь нас, северные зори станут время от времени посылать нам снопы розовых лучей, сходные с отражениями адского фейерверка!».

Наконец душа моя взрывается возмущением, и слова, что она выкрикивает мне, воистину мудры: «Не важно! Не важно куда! Все равно, лишь бы прочь из этого мира!».

Привычка готовиться к чему-либо заранее неискоренимо живет во мне со школьной доски и потому уже сейчас предлагаю вам выбрать книги для тематической недели в марте:
anonymous poll

Космос – 530
👍👍👍👍👍👍👍 29%

Путешествия во времени – 519
👍👍👍👍👍👍👍 28%

Психология эмоций – 462
👍👍👍👍👍👍 25%

Точные науки – 184
👍👍 10%

Любовь – 133
👍👍 7%

👥 1828 people voted so far.

#читаюсейчас Тэффи «Тонкие письма»

Мне четырнадцать лет.
Теперь уже все не то.
Теперь я каждый вечер, в ущерб заданным урокам, читаю и перечитываю все одну и ту же книгу «Войну и мир» Толстого.
Я влюблена в князя Андрея Болконского. Я ненавижу Наташу, во-первых, оттого что ревную, во-вторых, оттого, что она ему изменила.
— Знаешь, — говорю я сестре вечером, — Толстой, по-моему, нечестно про неё написал. Посуди сама: коса у неё была и негустая и недлинная, губы распухшие. Нет, по-моему, она совсем не могла нравиться. А жениться он на ней собрался просто из жалости.

Каждый вечер я читала «Войну и мир». Мучительны были те часы, когда я подходила к смерти князя Андрея.
Мне кажется, что я всегда немножко надеялась на чудо. Должно быть, надеялась потому, что каждый раз то же отчаяние охватывало меня, когда он умирал. Ночью, лёжа в постели, я спасала его. Я заставляла его броситься на землю вместе с другими, когда разрывалась граната. Отчего ни один солдат не мог догадаться толкнуть его? Я бы догадалась, я бы толкнула. Потом я посылала к нему всех лучших современных врачей и хирургов. Раз даже решила ехать к Толстому, просить его, чтобы он спас князя Андрея. Пусть даже женит его на Наташе, — даже на это иду, даже на это! — только бы не умирал.

И зачем он так давно жил? Родился бы попозже — я бы с ним встретилась. Что ж из этого! Наташа, небось, тоже не красавица была: косичка — крысиный хвостик, губы распухшие. А если и умер, так зачем об этом писать? Лучше бы я ничего не знала. Толстой тоже хорош — пишет, а обо мне и не подумает!
И за что замучили меня?
Каждую неделю читаю я, как он умирает, и надеюсь, и верю в чудо, что, может быть, на этот раз он не умрет.

Нет. Умер! Умер! Умер!
Живой человек один раз умрет, а этот вечно, вечно! И стонет мое сердце, и не могу готовить уроков. А утром... Сами знаете, что бывает утром с человеком, который не приготовил урока!

Благодаря карманному формату, не расставалась с комиксом «Герои у психолога» ни на минуту. Более 70 персонажей кино, книг и сериалов делятся своими секретами и страхами в крайне ироничной форме.

п.с.: коллеги безжалостно растащили странички с любимыми героями и мой экземпляр заметно исхудал.

Невероятной красоты сборник японской классической поэзии, а именно хайку и танка, посвящённый временам года, единению с природой и поиску гармонии в обыденных вещах.

Лирические стихотворения дополнены иллюстрациями известных японских художников и, честно говоря, пребываешь в замешательстве, что доставляет большее эстетическое удовольствие.

Дин Макканелл «Турист»

Однажды Жак Лакан предположил, что желание быть где-то ещё может оказаться не менее сильным, чем сексуальное влечение. Ведь чтобы жить, а не выживать, нужно быть открытым удивлению, пуститься в путешествие, постоянно находиться в поиске того, что стоит увидеть, сделать, попробовать. В этом контексте зародился новый комплекс моделей поведения — туризм.

С 1976 года теория Макканелла остаётся единственной, рассматривающей международный туризм и осмотр достопримечательностей, как социокультурный феномен.

Сегодня, одна из крупнейших индустрий в мире пропагандирует трату денег в чужом доме (стране), чтобы те, кто живет там, тоже могли куда-то поехать и тратить деньги дома у других. Таков триумф туризма и стремительно проникающего повсюду туриста — отражения современного человека. Наверняка вам знакома ситуация, когда собираясь посетить новую страну, или город, проводишь разведку по музеям, памятным местам, развлечениям. И уж точно не раз сталкиваясь за границей с земляками в барах, закатывали глаза с осуждением. При этом, именно коллективное посещение достопримечательностей, вкупе с оценкой публичного поведения, позволяет объединить фрагменты в общий опыт и получить более полное впечатление от страны. Просто увидеть зрелище недостаточно, куда важнее разделить его восприятие с другими, проявить человеческую солидарность.

Что интересно, до недавнего времени туристам в Париже предлагали экскурсии по катакомбам, моргам, скотобойням, типографиям и монетному двору. Подобный взгляд изнутри на зоны общественной деятельности превращает в главную достопримечательность общество и разнообразие работ. Но идеалом путешествия до сих пор остаются маршруты, приводящие к памятникам, природным заповедникам и даже съемочным площадкам без вымышленной пропаганды и культивирования объекта.