Вплоть до конца 70-х присяжным, рассматривавшим уголовные дела особой тяжести, в суде штата Мэриленд на инструктаже говорили так: ваша ответственность — не только установить факты, но и определить для себя, в чем заключается закон. Практика осталась аж с 18-го века, когда колонисты боялись, что британские судьи будут ущемлять права новорожденной нации; тем не менее, по большому счету, она была антиконституционной, так как по сути нарушала право подсудимых на честный суд по установленной процедуре: если присяжные должны не только исполнять закон, но и сами устанавливать его значение, это, конечно, дает им куда большую свободу действий в вынесении приговора.
Эту мелкую на первый взгляд техническую неурядицу однажды заметил Мерл Унгер — преступник совершенно какого-то довоенного типажа, который бесконечно сбегал из тюрем, грабил и садился опять. В 88-м он женился на женщине, с которой познакомился по переписке; у них родилось двое детей; Унгер стал интересоваться юридической практикой, нашел сюжет про инструктаж присяжных, подал в суд — и тот постановил, что Унгер имеет право на новый процесс, который пройдет в соответствии с конституцией. Одна проблема: процесс должен был проходить через тридцать с лишним лет после преступления — свидетели уехали или умерли; следователи тоже; материалы по делу хранятся бог знает где. Заново осудить именно Унгера прокуратуре Мэриленда это, впрочем, не помешало — слишком уж громкими были его преступлениями. Однако дело, которое выиграл Унгер, по сути поставило под сомнение пребывание в тюрьме еще четырех сотен осужденных за убийства и изнасилования до 1976-го. Всего их в штате двести тридцать один. Сто сорок два уже на свободе. Никто из них, выйдя из тюрьмы, не совершил пока ничего более предосудительного, чем превышение скорости.
Иными словами, из-за технической мелочи у прокуратуры штата Мэриленд и социальных активистов возникла возможность провести довольно мощный социальный эксперимент, потенциально (хоть и маловероятно) способный наглядно показать одно из направлений реформ чудовищно раздутой американской пенитенциарной системы. Многие из «Унгеров», как их теперь называют, совершили чудовищные преступления — но в тюрьме они провели большую часть жизни, по сорок с лишним лет; все они уже старики, больные зачастую люди, которые чисто физически не очень способны на преступление. Кроме того, вышеупомянутые активисты, разумеется, понимают, что любой рецидив моментально поставит всю их гуманистическую программу под большой вопрос — и потому уделяют огромное внимание реабилитации освобожденных и их встраиванию обратно в обществу: выдают набор необходимых вещей прямо по выходе из тюрьмы, помогают с поиском жилья и работы и так далее.
Остаются, конечно, родственники жертв «Унгеров» — многие из которых совершенно не рады тому, что людей, причинивших их семьям такие огромные травмы, освободили. Как решить эту проблему — куда менее понятно; пока сформируется общественный консенсус на тему исчерпаемости наказания, пройдет явно очень, очень много времени. Но начинать с чего-то все равно надо — и в конечном счете, сюжет про «Унгеров» выглядит многообещающе: реинтеграция работает лучше изоляции.
http://highline.huffingtonpost.com/articles/en/meet-the-ungers/