Американо-индийский миллиардер, поборник «зелёно-нравственной экономики» Манодж Бхаргава начинает раздачу в Индии «велотренажёров», вырабатывающих электроэнергию. Устройство стоит около $200. Если поочерёдно меняться в семье, крутя педали, то целый день хижина может быть с электричеством.
Далее эти устройства предлагается перенести и в спортзалы Первого мира, где пока ещё зажиточные люди тренируются без пользы для общества. А так тоже на фитнесах смогут вырабатывать электричество.
На коротком минутном видео сам миллиардер ещё в 2015 году показывает, как работает его «вело-электростанция» - загораются лампочки, пока он крутит педали. Интересно, в своём особняке в США он тоже так будет вырабатывать энергию?
https://www.youtube.com/watch?v=snJdMZ6pmIEДумал, что же мне напоминает нынешняя «зелёно-нравственная» экономика? Вспомнил – наше же толстовство, которое тоже призывало к опрощению человека.
Как раз недавно в записка купца Сабашникова увидел про опростившихся толстовцев из круга его знакомых. В конце 1880-х он путешествует по Кавказу, и пишет:
«Наконец мы добрались до одного из таких поселенцев – до Пытковского. Но что же мы нашли! Трудно было себе представить, как мог жить в такой обстановке человек образованный, имеющий полную возможность во всякую минуту покинуть такое житие и вернуться в общество культурных людей. К ветвям векового громадного дерева прислонены были жерди и сучья, образуя собой как бы конусообразный шалаш. От дождя и снега прикрытием преимущественно служила густая листва дерева, под которым приютилось это жилище. Печки не было. Огонь разводился у входа. Для согревания, впрочем, больше надеялись на коз, которых в зимнюю стужу загоняли в шалаш. Их было пять или шесть. Пропитание добывалось охотой и сборами плодов в одичавших садах.
Пытковский был не совсем одинок. Мы застали у него имеретина, с которым они вместе охотились и сообща приступали к сооружению так называемого «дома». Пока на месте этой будущей постройки были врыты лишь столбы. Из любезности к хозяину мы с наступлением ночи легли на ночлег между этими столбами, под открытым звездным небом. Даже Николай Авенирович Мартынов, опасавшийся простуды, не решился ночевать в шалаше, насквозь пропахшем козьим помётом.
Вспоминается мне тёплый, ясный вечер, проведенный на террасе Успенских. Подошел сосед их, брат московского музыкального критика Кишкин, как и сам Успенский, променявший север на юг. Заброшенным в кавказское захолустье хотелось повидать гостей с родного севера, послушать столичные новости, узнать, наконец, общественные и политические веяния. Николай Васильевич, по близости своей с А.Чупровым и причастности к кружку «Русских ведомостей», мог удовлетворить общее любопытство. Уже стемнело, когда разговор сошёл на толстовское движение. На черноморском берегу селились целые колонии опростившихся интеллигентов, которых мы тоже на днях наблюдали».