Репрессии 1937-38 годов, особенно в интеллигентской среде, принято воспринимать как сплошной ужас. Но был тогда значительный пласт интеллигенции, такого белогвардейски-охранительского типа, который воспринимал эти репрессии на «ура». Потому что ежовщина расправлялась со многими их обидчиками по жизни в 1920-х – начале 1930-х. Например, писатель Пришвин. Или – чета Булгаковых. Дочитал дневники Елены Булгаковой. Очень лаконичные, но тем не менее, и она там показывает своё восприятие репрессий. Вот часть её записей на эту тему:
4 апреля 1937.
В газетах сообщение об отрешении от должности Ягоды и о предании его следствию за совершенные им преступления уголовного характера.
Отрадно думать, что есть Немезида и для таких людей.
Киршона забаллотировали на общемосковском собрании писателей при выборах президиума.
И хотя ясно, что это в связи с падением Ягоды, всё же приятно, что есть Немезида.
21 апреля 1937.
Слухи о том, что с Киршоном и Афиногеновым что-то неладно. Говорят, что арестован Авербах. Неужели пришла судьба и для них?
25 апреля 1937.
Были в Большом театре. Когда шли домой, в Охотном ряду встретили Валентина Катаева. Конечно, разговор о Киршоне. Сказал, что будто арестован Крючков — секретарь Горького.
В «Вечёрке» Крючков называется грязным дельцом. Значит, действительно правда, что арестован.
13 мая 1937.
Утром телефонный звонок - Добраницкий. Я сказала, что М.А. нет дома.
- Тогда разрешите с вами поговорить? У меня есть поручение от одного очень ответственного товарища переговорить с М. А. по поводу его работы, его настроения. Мы очень виноваты перед ним. Теперь точно выяснилось, что вся эта сволочь в лице Киршона, Афиногенова и других специально дискредитировала М. А., чтобы его уничтожить, иначе не могли бы существовать как драматурги они. Булгаков очень ценен для Республики, он — лучший драматург.
14 мая 1937.
Вечером — Добраницкий. М.А. нездоровилось, разговаривал, лежа в постели. Тема Добраницкого — мы очень виноваты перед вами, но это произошло оттого, что на культурном фронте у нас работали вот такие как Киршон, Афиногенов, Литовский. Но теперь мы их выкорчёвываем. Надо исправить дело, вернувши вас на драматургический фронт. Ведь у нас с вами (то есть у партии и у драматурга Булгакова) оказались общие враги и, кроме того, есть и общая тема — «Родина».
5 июня 1937.
В «Советском искусстве» сообщение, что Литовский уволен с поста председателя Главреперткома.
Гнусная гадина. Сколько зла он натворил на этом месте.
6 июня 1937.
Утром взяла газеты, посмотрела «Правду» и бросилась будить М. А. Потрясающая новость — Аркадьев уволен из МХАТа! Как сказано — «за повторную ложную информацию о гастролях в Париже и репертуаре» и даже «за прямое нарушение решений правительства».
М. А. говорит:
- Сто рублей бы дал за то, чтобы видеть сейчас лица мхатчиков!
13 июля 1937.
Заходила днём в МХАТ по поводу билетов. Оленька сказала, что Аркадьев арестован. Невольно вспомнилась подхалимская статья в «Горьковце» и надпись на газете в тот день — «Исторический день в жизни МХАТ» — это о приходе Аркадьева в Театр. Вот и «исторический». Наверно, в «Горьковце» теперь локти себе кусает редактор.
16 августа 1937.
Пошли во Всероскомдрам, подали заявление М. А. об авансе. Встретили там Ардова, он сказал, что арестован Бухов.
Он на меня всегда производил мерзкое впечатление.
20 августа 1937.
Холодный обложной осенний дождь.
После звонка телефонного — Добраницкий. Сказал, что арестован Ангаров. М. А. ему заметил, что Ангаров в его литературных делах (М. А.), в деле с «Иваном Васильевичем», с «Мининым» сыграл очень вредную роль.
19 января 1938.
Вчера гробовая новость о Керженцеве. На сессии, в речи Жданова, Керженцев назван коммивояжером. Закончилась карьера. А сколько вреда он внёс.
21 сентября 1938.
М. А. обвиняет во всём самого себя. А мне тяжело слушать это. Ведь я знаю точно, что его погубили. Погубили писатели, критики, журналисты. Из зависти. Потому, что он держится далеко от них, не любит этого круга, не любит богемы, амикошонства.
Это как-то под пьяную лавочку высказал всё Олеша.