Проблема неравенства в России вновь, как и в начале ХХ века, встала в ряд наиболее острых и трудно разрешимых. Неравенство в экономическом и других измерениях жизни имеет в России тенденцию к увеличению. Зам.директора Института социологии РАН Михаил Черныш фиксирует основные параметры неравенства в России («Мир России», №3, 2021)
«По произведенным расчётам французских исследователей П.Новокмет, Т.Пикетти и Г.Зукман, за рубежом остались неучтенными примерно 200% всех экспортных доходов России с 1990 по 2015 г., осевших, по-видимому, в офшорах. В этот период в России 1% наиболее состоятельных россиян получал около 20% совокупного дохода. Это примерно столько же, сколько получает 1% самых богатых граждан США с той лишь разницей, что суммарный доход, который делится таким образом, в США во много раз больше, а стандарты жизни намного выше. В европейских странах, где стандарты жизни и заработные платы в разы больше, чем в России, 1% получает существенно меньшую долю общего «пирога» (например, во Франции – около 12%).
В западных странах в противовес неравенству работает система трансферов, осуществляемых европейскими государствами и централизованно Евросоюзом: согласно расчётам специалистов Евростата, в отсутствии трансферов коэффициент Джини в европейских странах поднялся бы до 0,51, тем не менее в настоящее время в среднем по странам ЕЭС, включая самые бедные и неблагополучные, он равен 0,30. Коэффициент Джини, фиксирующий уровень неравенства в современной России, равен 0,44, если применяется опросный метод, и 0,52, если используются фискальный подсчет, опирающийся на данные о налоговых сборах. Уровень неравенства, аналогичный российскому, наблюдается в странах, которые принято относить к мировой периферии или полупериферии: Бразилии, Мексике, большинстве стран Африки.
К благополучной страте в России принадлежит лишь 7,5% населения, это тот предел, в рамках которого находился российский средний класс. При этом к верхней страте среднего класса можно было отнести в полной мере только 0,7% населения, не испытывающих материальных затруднений. Ситуация осложнялась ещё и тем, что транзит в «мир нужды» российское общество совершило в короткие сроки, в течение одного десятилетия, и в общественном сознании тот социальный порядок, который возник на обломках прежней распределительной системы, не имел и не имеет прочных социокультурных оснований. В каком-то смысле можно говорить о том, что большинство российских граждан по-прежнему являются носителями эгалитарных модернизирующих ценностей социалистической эпохи, и эти ценности находятся в противоречии с тем запредельным неравенством, которое породила эпоха реформ.
Экономическое неравенство «периферийного типа» в России значимо связано с неравенством в других сферах жизни, например, в уровне доступа к тем услугам, которые по закону в развитом обществе должны быть общим благом. Именно это свойство неравенства позволило Горан Терборну охарактеризовать его как «поле смерти»: неравенство не убивает напрямую, как это делают тоталитарные режимы, но так структурирует общество, что возможности выживания оказываются зависимы от социального статуса. Корреляция между социальным статусом и жизненными возможностями наиболее ярко иллюстрируется положением дел в сфере здравоохранения. В группе наиболее состоятельных россиян доля тех, кто пользовался услугами частной медицины, как правило, менее обременённой бюрократией, проволочками, располагающей современным оборудованием, составила 71,4%, в группе бедных – 7,5%. В группе состоятельных россиян доля тех, кто в случае необходимости получал платную медицинскую помощь за рубежом, составляла 8,7%, в группе бедных таковых не было вообще».
