
«Прежде всего следует сказать, что дитя природы в гораздо большей степени мыслящее существо, чем это принято думать. Несмотря на то, что туземец не умеет ни читать ни писать, он способен размышлять о таких вещах, которые мы считаем для него недоступными.
Сама природа делает человека восприимчивее к простым истинам, которым учит религия. Всё относящееся к истории христианства туземцу, разумеется, чуждо. Мировоззрение его лишено всякого историзма. Он не в состоянии представить себе, как много времени отделяет Иисуса Христа от нас. Равным образом догматы веры, устанавливающие, что Господь велит нам делать для искупления грехов, и диктующие, как люди должны исполнять заветы Христа, понять ему нелегко. Однако у него есть своё элементарное представление о том, что такое искупление грехов. Христианство для него – это свет который озаряет его полную страхов тьму. Оно убеждает его, что духи природы, духи предков больше не властны над ним, что ни один человек не обладает зловещей силой, могущей подчинить другого, и что всем, что совершается в мире, управляет божья воля.
Через Учение Христа туземец обретает как бы двойное освобождение: мировоззрение его из исполненного страхов превращается в свободное от страха и из безнравственного становится нравственным.
Приняв крещение, он действительно отрекается от всех суеверий. Однако суеверия эти так глубоко вплелись и в его личную жизнь, и в жизнь общественную, что сразу ему от них не избавиться. И он всё равно продолжает придерживаться их – и в большом, и в малом. У дикаря были обязанности только по отношению к ближайшим родственникам, ко всем остальным живым существам он относился как к вещам. Теперь он учился видеть людей в других людях.
Но исповедовать религию любви – это одно, а искоренить в себе привычку лгать, равно как и склонность к воровству, и сделаться человеком надёжным в нашем значении этого слова – это совсем другое. Как это ни парадоксально, я позволю себе сказать, что обращённый в нашу веру туземец чаще становится человеком благородным, нежели порядочным».