Раз уж мы переносимся в новые 1920-30-е, то теперь придётся лучше изучать и философию «чрезвычайного положения». В этом смысле интересен заочный спор на эту тему Вальтера Беньямина и Карла Шмитта. В конце 1920-х Беньямин выводит максиму, что «чрезвычайное положение» это и есть норма. Что при нём человечество и прожило почти всё время. И даже любой парламентаризм рано или поздно становится придатком «неограниченной воли узкого правящего слоя». «Просто могу, и вы за это мне ничего не сделаете».
Беньямин говорит, что «норма ЧП» исчезнет вместе с государством. Шмитт за эти мысли называл его «анархистом». И он, в отличие от Беньямина, не видел в «чрезвычайном положении» ничего плохого. Наоборот, для «укрепления суверенитета и воли суверена» ЧП надо вводить, и почаще. Это прочищает «настройки» государства.
Логично, что Карл Шмитт стал членом НСДАП и видел в приходе Гитлера как раз такого суверена.
А Беньямин в 1930-е стал ещё бОльшим левым радикалом и антифашистом. Жизнь его закончилась как борьба против «неограниченной воли суверена». После прихода к власти нацистов он эмигрировал из Германии во Францию. После оккупации Франции в 1940 году собирался выехать через Испанию в США. Однако на пограничном пункте с Испанией, в Портбоу, ему было заявлено, что лица, не имеющие визы, должны быть возвращены во Францию. В ночь с 26 на 27 сентября 1940 года Беньямин покончил жизнь самоубийством, чтобы вызвать чувство жалости у испанских пограничников – в надежде, что они тогда пропустят остальных членов группы политэмигрантов-антифашистов.
На другой день, под впечатлением от смерти Беньямина, испанцы пропустили всю группу. Благодаря жертве Беньямина через испанскую границу (а потом в США) смогла переправиться, например, Ханна Арендт, которая затем во многом развила идеи своего учителя в т.н. «Франкфуртской школе».
