Два отрывка из статей газеты The New York Times 1917 и 1918 гг, показывающие, с какой невозмутимостью дорогие американские партнеры воспринимали в свое время нашу национальную трагедию.
РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ СОВЕРШЕННОЕ БЛАГО ДЛЯ СОЮЗНИКОВ (1917)
И хоть мы и обеспокоены тем, что происходит в России, мы безусловно желаем [Февральской] революции успеха. Мы должны принять события прошедших месяцев как социальный эксперимент, который, к сожалению, пока не до конца удался. Мы должны осознать, что хотя некоторые русские и вели себя как "восставшие рабы" (если процитировать Керенского), то большинство русских все же проявили сдержанность и здравый смысл, что заслуживает восхищения. Простым людям — широким массами — потребовалось некоторое время, чтобы обсудить все и обдумать, попробовать разные подходы и побороться за них. Как один американец сказал собранию русских солдат: "Свобода очень ценная вещь, и вам за нее нужно будет дорого заплатить. В США за свободу мы боролись 80 лет, а потом еще 4".
Американцы, пережившие революцию в России, поняли ее и относились к ней симпатией и терпением. Они видели, что целью революции было "сделать мир более безопасным и подходящим для демократии". Обязанностью американцев был понять и с радостью принять то, что происходило в России, а также помочь [делу Февральской революции].
Очень приятно видеть, какую позицию заняло большинство наших газет в эти дни. В целом, мы относимся с терпением, благожелательным пониманием и верой в окончательный триумф настоящей демократии в России.
СМЕРТЬ ЦАРЯ (1918)
Царь - самодовольный, суетливый невежа, слабый подкаблучник, простофиля, воспитанный в убеждении, что он Далай-Лама или сам Господь Бог, но тем не менее, постоянно водимый за нос своим окружением. Он был хорошим сыном. И послушным мужем своей немецкой жены [...] Счастливый отец, счастливый буржуа, счастливый уборщик снега. Он играл не свою роль. И играл ее неуклюже и глупо.
[...]
Когда он был еще цесаревичем, его смелость была под большим вопросом. В лучшем случае он был полудурком, вставшим на путь к безумию. Но уж в последний час смелость не должна была его оставить. Надеемся, что он умер как мужчина. А если выказал испуг - то нервишки просто расшатались.