Зимою хорошо.
Дома по полу в носках шерстяных бегаешь, скользишь. Лера чаю заварит, меда туда положит и лимона – и каждый раз спросит, сколько сахару класть.
Раскупоришь печенья овсяные, жуёшь их, запиваешь чаем. После мандаринов достанешь, разорвёшь пакет (не развязывать же). Костлявые опять попались, в тот год везло – как ни купишь – сладкие и без костей. Парочка костей всё ж попалась как-то, Лера их отняла и засунула в горшок с землёй. Потом из них ничего не выросло. На полу начинает валяться всячина всякая – и обязательно блестит. Это Боня кусок мишуры отодрала и утащила, это – блёстки с шара осыпались, а вы и разнесли.
На улицу выйдешь – шапку натянешь и шарф, рейтузы под штаны обязательно. Пока машина греется, покуришь на улице постоишь, во двор посмотришь. По лету, бывало, бабули скучкуются на площадке детской, обсуждают, кто дальше всех скандинавской ходьбой по парку Сокольники кросс давал. Сейчас – никого. Докуришь – стёкла чистить станешь.
У торговых центров уже ёлки повыросли, горит всё, сияет! Отчего-то я, когда на ёлки эти смотрю, мценскую городскую ёлку и дома культуры вспоминаю. Как только поставят её – начнётся в городе праздник. Кто иной придёт с баяном, песни шарашит на всю площадь, танцуют все от мала до велика – пьяненькие, весёлые. А на ёлке игрушки-то в основном самодельные. Из картона в детсадах да школах наделанные. Гирлянды из бумажных кружочков. Отчего-то мне такой ёлкин наряд всегда нравился, душа в нём как будто: и как будто больше её, чем в синих да красных шарах блестящих – они ж все одинаковые.
Нахлынула на меня радость детская, вытащил с балкона кусок линолеума и картонку большую. Позвонил товарищу московскому: пойдём, говорю, с горки кататься. Есть же в Москве тоже горки? А он мне и ответь:
– Тюбинг что ли? На ватрушках? Какой линолеум, ты чё? Ты б ещё на картонке предложил.
Я намедни, когда во Мценске был, пошёл с Лериными племянниками гулять, шести да девяти лет отроду. Они с собой целую толпу назвали: и Данёк, и Тёма с третьего дома, и Женька с сестрой Кристинкой. И вот, значит, садились мы на куски линолеума и картонки – и съезжали с высокой горки за домом. Все в снегу по самые брови, Кристинка варежки потеряла и плачет: «Мамка убьёт!». Я ей объясняю, что не убьёт, и что все родители говорят, что убьют, но на самом деле никого они не убивают, а просто говорят так, потому что пятые варежки за месяц купили. И что Кристинка жива будет и здорова, но варежку всё равно пошли искать – и нашли.
Не тюбинг, конечно – а только душвнее всё одно. Как будто ты на линолеуме этом въезжаешь прямо под ёлку в ДК Машиностроителей – варежки на резинке пахнут снегом, а дома наряжена красивая сосна – и её из окна видно, огоньками горит, две гирлянды разом.
И вроде холодно, а только тепло очень.
А ты, мой читатель, любишь зиму?
☃ - страшное дело как люблю!
🌞 - уже жду, когда потеплеет!
Дома по полу в носках шерстяных бегаешь, скользишь. Лера чаю заварит, меда туда положит и лимона – и каждый раз спросит, сколько сахару класть.
Раскупоришь печенья овсяные, жуёшь их, запиваешь чаем. После мандаринов достанешь, разорвёшь пакет (не развязывать же). Костлявые опять попались, в тот год везло – как ни купишь – сладкие и без костей. Парочка костей всё ж попалась как-то, Лера их отняла и засунула в горшок с землёй. Потом из них ничего не выросло. На полу начинает валяться всячина всякая – и обязательно блестит. Это Боня кусок мишуры отодрала и утащила, это – блёстки с шара осыпались, а вы и разнесли.
На улицу выйдешь – шапку натянешь и шарф, рейтузы под штаны обязательно. Пока машина греется, покуришь на улице постоишь, во двор посмотришь. По лету, бывало, бабули скучкуются на площадке детской, обсуждают, кто дальше всех скандинавской ходьбой по парку Сокольники кросс давал. Сейчас – никого. Докуришь – стёкла чистить станешь.
У торговых центров уже ёлки повыросли, горит всё, сияет! Отчего-то я, когда на ёлки эти смотрю, мценскую городскую ёлку и дома культуры вспоминаю. Как только поставят её – начнётся в городе праздник. Кто иной придёт с баяном, песни шарашит на всю площадь, танцуют все от мала до велика – пьяненькие, весёлые. А на ёлке игрушки-то в основном самодельные. Из картона в детсадах да школах наделанные. Гирлянды из бумажных кружочков. Отчего-то мне такой ёлкин наряд всегда нравился, душа в нём как будто: и как будто больше её, чем в синих да красных шарах блестящих – они ж все одинаковые.
Нахлынула на меня радость детская, вытащил с балкона кусок линолеума и картонку большую. Позвонил товарищу московскому: пойдём, говорю, с горки кататься. Есть же в Москве тоже горки? А он мне и ответь:
– Тюбинг что ли? На ватрушках? Какой линолеум, ты чё? Ты б ещё на картонке предложил.
Я намедни, когда во Мценске был, пошёл с Лериными племянниками гулять, шести да девяти лет отроду. Они с собой целую толпу назвали: и Данёк, и Тёма с третьего дома, и Женька с сестрой Кристинкой. И вот, значит, садились мы на куски линолеума и картонки – и съезжали с высокой горки за домом. Все в снегу по самые брови, Кристинка варежки потеряла и плачет: «Мамка убьёт!». Я ей объясняю, что не убьёт, и что все родители говорят, что убьют, но на самом деле никого они не убивают, а просто говорят так, потому что пятые варежки за месяц купили. И что Кристинка жива будет и здорова, но варежку всё равно пошли искать – и нашли.
Не тюбинг, конечно – а только душвнее всё одно. Как будто ты на линолеуме этом въезжаешь прямо под ёлку в ДК Машиностроителей – варежки на резинке пахнут снегом, а дома наряжена красивая сосна – и её из окна видно, огоньками горит, две гирлянды разом.
И вроде холодно, а только тепло очень.
А ты, мой читатель, любишь зиму?
☃ - страшное дело как люблю!
🌞 - уже жду, когда потеплеет!
