3.  Kate Plays Christine / Кэйт играет Кристину. Актриса Кейт Лин Шейл (играла в House of Cards, в частности) отправляется во Флориду, чтобы исследовать историю Кристин Чаббик, местной провинциальной ведущей, в середине 70-х застрелившейся в прямом эфире новостей, и сыграть ее в художественном фильме. Где-то на середине фильма понимаешь, что художественный фильм — это нарочито плохая симуляция художественного фильма, вокруг которой построена (псевдо)документальная конструкция. Очень лихое и глубокое стирание границ между вымыслом и реальностью; параллельно еще и постепенно раскрывается история самой Чаббик — то есть пунктиром проходит своего рода художественное журналистское расследование. Природа актерства; медиа и их психологические последствия; суицид как спектакль.

Все это в таком усталом переложении звучит, наверное, скучно, но если честно это, кажется, самое сильное кино, которое я видел за последние несколько месяцев, — неважно, документальное или нет. Рекомендовал бы бежать со всех ног смотреть, да только читателям, боюсь, бежать особенно некого.

(Ко всему прочему режиссер Роберт Грин еще и преподает на недавно открывшемся факультете документального кино у нас в Школе журналистики; то есть хожу, можно сказать, по одним дорогам с гением, и до сих пор не в курсе был.)

(Смешно при этом, что в этом году выходит вполне реальный байопик — ну или не знаю, как назвать — Чаббик под названием Christine, где ее играет Ребекка Холл; в этом смысле Kate Plays Christine — это еще и критика before the fact, и что-то мне подсказывает, что очень точная.)

Технологические евангелисты из Кремниевой долины предсказуемо тянут свои миссионерские ручки к школьному образованию. У которого, в случае США, две ключевые проблемы: дикая стандартизация, за которую боролись десятилетиями, только чтобы прийти к выводу, что в итоге детей не учат, а готовят к тестам, и то, что дети учатся жить не в мире будущего, а в мире прошлого.

Основанный человеком, сделавшим проданный Гуглу за десятки миллионов стартап Aadvark и работавшим в Гугле на важной должности, проект AltSchools намеревается это дело disrupt; важные инвесторы типа Андриссена уже подписались. Методика такая: максимальная индивидуализация образования (то есть сначала надо выявить, что ребенку интересно, а потом обустроить его навигацию в этой области) через технологии и, разумеется, большие данные. Никакой строгой программы нет — дети выбирают из широкого набора стратегий, в который, разумеется, активно вовлечены планшеты и компьютеры. Существует умная автоматизированная система учета — вплоть до того, что все, что происходит в классе, снимается на видео, и учителя потом могут заказать повтор, чтобы изучить момент; а программисты пишут самообучающиеся алгоритмы, чтобы они помогали выявлять важные паттерны.

Уловок несколько. Во-первых, дело это дорогое. AltSchools ставит целью разработать софт, чтобы потом его внедрять на массовом уровне в американских школах (и приносить на этом доходы инвесторам), но если у ребенка дома нет вай-фая — а это случай очень многих бедных детей, которых проблемы образования касаются в первую очередь, — все это теряет смысл. Во-вторых, при всех речах о будущем понятно, что на самом деле этих детей более-менее готовят к работе в Гугле или еще какой подобной компании — что вряд ли может быть универсальным занятием даже через 20 лет. Ну и в-третьих, уже от себя, как-то я всем этим технологическим проповедникам не доверяю.

(Кстати, есть какой-то по-русски принятый перевод disrupt в значении, в котором оно используется по отношению к рынкам и индустриям? Взорвать? Или что? Пишите на @shurikgorbachev, если знаете ответ!)
http://www.newyorker.com/magazine/2016/03/07/altschools-disrupted-education

Еще одна любопытная попытка объяснить феномен Трампа — на сей раз с помощью политической социологии, которая выявила наличие типа политических убеждений под названием, гм, авторитарианизм, ну и люди, в которых эти убеждения сильны, голосуют за Трампа, разумеется.

Самое интересное — методика. Ученые годами пытались понять, как же объяснить взлет авторитарных режимов и кто становится их сторонниками. В итоге один ученый придумал выявлять подобные тенденции не через вопросы о политике (с которыми могут быть понятные проблемы, что люди не хотят себе сами признаваться в определенных вещах), а через вопросы о воспитании детей — грубо говоря, вы за свободу воли или за порядок?

Оттуда выяснилось, что авторитарианцев в Америке много, и что это не столько позиция, сколько состояние ума — которое может быть вызвано внешними раздражителями, прежде всего уверенностью в том, что мир катится в пропасть, старому привычному порядку угрожают страшные разрушители, и надо защищаться. Поскольку республиканцы годами создавали именно такой алармистский дискурс, авторитарианцы к ним потянулись, ну а Трамп — это, собственно, их реакция и ответ на (во многом мнимые) вызовы; ответ через сильную власть, путем жестких мер защищающую статус кво.

Соответственно, утверждают авторы, республиканская партия теперь расколота на две части, истеблишмент и авторитарианцы, — и выигрывать президентские выборы им будет сложно. Было бы, кстати, неплохо, замечу от себя, чтобы в США еще пара сильных партий появилась, типа прогрессистская и радикально-консервативная — но это вряд ли.

Интересно, но много сомнительного — и статистика не такая уж убедительная (сильно не все авторитарианцы голосуют за Трампа; более того, и за республиканцев из них 55 процентов, то есть не то что какое-то подавляющее большинство), и некоторые выводы, как свойственно Vox, такого назидательно-либерального толка. Но теория любопытная, и про триггеры похожи на правду — в России вон на эти триггеры вообще каждый день так жмут, что болит уже.
http://www.vox.com/2016/3/1/11127424/trump-authoritarianism

Продолжаем в режиме заметок на полях обозреватель местный фестиваль документального кино True / False.

4. The Fear of 13. История человека, которому вынесли смертный приговор и который в какой-то момент так отчаялся надеяться на лучшее, что написал обращение к судье, мол, прекратите апелляции, давайте уже казните (сработало, разумеется, в обратную сторону), рассказанная им самим. Старое доброе пересечение жанра true crime с проблемами американской пенитенциарной системы; реконструкции событий будто бы нарочито выполнены в стилистике классического фильма Thin Blue Line.

Все было бы совсем традиционно, кабы не два обстоятельства. Первое — очень изящно сделанная структура: за что, собственно, герой сидит, мы узнаем только в середине фильма; реальные корни его жизненных тягот — в самом конце; постоянные клиффхенгеры — придумано просто и виртуозно. И второе — сам главный герой, невероятно харизматичный; весь фильм только и представляет из себя, что его монолог с картинками, — рискованное режиссерское решение, но в данном случае полностью оправданное.

5. Sonita. Победитель документальной программы Санденса и один из очевидных хитов фестиваля про проживающую в Иране афганскую девушку-подростка, которая хочет читать рэп, а ехать обратно домой, чтобы ее там выдавали замуж за деньги, как в Афганистане принято, не хочет.

Довольно прямолинейное, по большому счету, кино про трансгрессивную силу культуры и социальную справедливость; самое интересное, пожалуй, — возникающий в режиссере конфликт между наблюдателем и соучастником, но и он не то чтобы очень глубоко раскрыт. Конечно, хэппи-энду можно только порадоваться, героине только восхититься, и вообще после сеанса были стоячие овации, но я ожидал большего — то ли из-за хайпа, то ли потому что надоело немного прямолинейное социальное кино на темы вроде закрепощенных женщин Востока.

6. Land of the Enlightened. Опять Афганистан, только теперь не женщины, а дети — отпрыски войны, которые собирают в сапог нефть в заброшенных в пустыне цистерна и рассекают на лошадях с АК, грабя каравны (pun not intended); вот на них-то, совсем не тонко намекает автор, американские войска и оставляют страну. Страшно красивая картина, к тому же снятая на 16мм, но, к сожалению, совершенно не складывающаяся в кино — это первый фильм бельгийского режиссера, над которым он работал восемь лет, и видно, что первый: материал роскошный найден, но нарративной работы над ним толком никакой не сделано, получился такой набор зарисовок, хоть и, повторюсь, страшно красивых.

7. Thy Father's Chair. Два бруклинских хасида с психологическими проблемами настолько загадили свою квартиру, что про уборку в ней сняли целый фильм. Звучит, наверное, как лучшее кино на свете, но увы — режиссерский метод проще всего обозначить глаголом «мямлит», и не в хорошем смысле; есть отдельные хорошие сцены и выдающиеся характеры (собственно, оба брата), но короткий метр из этого мог бы выйти гораздо лучше.

Что, кстати, доказала невероятно обаятельная короткометражка, предварявшая фильм, — про девяностолетнюю еврейскую бабушку, которая в возрасте 80 с лишним лет открыла для себя интернет, довольно быстро дошла от Джулии Чайлд до Кристофера Хитченса, разочаровалась в иудаизме, и теперь отправляется в ближайший дайнер впервые в жизни пробовать бекон.

8. Sherpa. Столкновение культурных идентичностей на Эвересте глазами Discovery Channel (не буквально, но картинка именно такая — и это не упрек, конечно): фильм про шерп (шерпов?), локальных проводников проклятых западных туристов, которые вообще-то обеспечивают 90 процентов каждого восхождения, а при этом их толком не уважают и платят копейки по сравнению с доходами правительства и западных агентов. Ко всему прочему, первым взошедшим на Эверест во время легендарной экспедиции 1953-го тоже был шерпа — но, разумеется, британцы все подали так, будто они.

Режиссеру, гм, «повезло» — ровно в момент съемок обрушилась лавина, которая погребла под собой шестнадцать шерп (шерпов??), вылилась в их грандиозную забастовку и вообще многое изменила в системе отношений контрагентов штурма Джомолунгмы. Так что получился не только социально-антропологический очерк, но еще и хроника небольшой социальной революции — произошедшей, как водится, ценой человеческих жизней.

В порядке личного произвола по-домашнему сообщу, что смотреть пять фильмов в день — довольно тяжелый труд, тяжелее, чем слушать пять концертов в день, например. Доедаю пончик и отправляюсь на боковую.

9. Music of Strangers. Новый фильм Моргана Невилля — человека, который получил Оскар за 20 Feet from Stardom, а в прошлом году сделал неплохой Best of Enemies про дебаты Гора Видала и Уильяма Бакли-младшего в 68-м. На сей раз — про виолончелиста Йо-Йо Ма и собранный им Silk Road Ensemble, в рамках которого китаянка, играющая на пипе, галисийская волынщица, иранский тарист (в смысле, играет на инструменте тар), сирийский кларнетист и другие виртуозы путешествуют по миру и соединяют разные музыкальные традиции в одном торжествующем оркестре. Несколько избыточная ода мультикультурализму вообще и людям, которые преодолевают свои исторические травмы через музыку, в частности (отсюда особый акцент на музыкантах из Ирана и Сирии). Все это, конечно, трогательно и грандиозно, но каких-то более глубоких вопросов фильм просто не касается — в какой-то момент Йо-Йо Ма, усмехаясь, говорит: мол, вот нас некоторые упрекали в том, что мы занимаемся культурным туризмом, — и все, упрек повисает в воздухе, притом что вообще-то есть ощущение, что он вполне легитимен.

А вот поразительная история: New Yorker и Vanity Fair на одной неделе опубликовали текст про один и тот же — не самый очевидный — сюжет про скандал в мире профессионального бриджа, где норвежец вывел на чистую воду крайне успешную молодую пару, а потом выяснилось, что чуть ли не все чемпионы последних лет мухлюют и коммуницируют друг с другом в процессе игры с помощью сложной системы кодов (бридж — парная игра, но коммуникация между партнерами строго запрещена).

Более того — совпадает практически все: от героев до деталей (вроде реплики одного из персонажей про размер яиц другого или сравнения с делом Лэнса Армстронга в велоспорте). Притом понятно, что никто не сговаривался, — просто так получилось; но все равно впечатляюще, и к тому же идеальный кейс для какого-нибудь курса по обучению редактуре (собственно, собираюсь использовать, надеюсь).
http://www.vanityfair.com/culture/2016/02/competitive-bridge-cheating-scandal

Вот текст из Vanity Fair, он мне понравился больше, но я и прочитал его первым.

А вот New Yorker:
http://www.newyorker.com/magazine/2016/03/07/the-cheating-problem-in-professional-bridge

Продолжаем ковередж с документального фестиваля True / False.

10. Homeland (Iraq Year Zero). Шестичасовой фильм про вторжение американцев в Ирак; я посмотрел в общей сложности часа четыре с половиной. Режиссер сам изначально из Ирака (но живет во Франции); фильм — по сути, видеодневник жизни семей его брата и сестры (у всех супруги и дети). Первая часть — про год перед войной: все понимают, что она будет, но воспринимают это как дело житейское; дети вообще радуются, что в школу ходить не надо, — а жизнь в Багдаде идет своим чередом: кто-то торгует Pepsi, кто-то открывает новый театр для интеллектуалов.

Вторая часть — через две недели после вторжения и далее. Радиостанцию, где работал свояк режиссера, разбомбили, хотя это запрещено ООН; в помещении театра все разграблено; вокруг стреляют, всех детей в школу приходится развозить на машинах во имени безопасности. Электричество стали отключать еще чаще; в общем, люди довольны, что свергнули Саддама, но злы, что на месте хоть какой-то системы воцарился полный бардак и произвол с разгулом бандитизма.

При этом фильм правда очень объемный — постепенно вживаешься в ритм жизни этих семей; во второй части брат режиссера много ездит по окрестностям Багдада и разговаривает как с людьми, пострадавшими от американцев, так и с людьми, у которых всю семью расстрелял Хуссейн; складывается полноценный, многогранный и ужасно печальный образ иракской жизни. Можно ли это было рассказать короче, чем шестью часами видео? Бог его знает. Но что точно, так это что с таким хронометражем очевидный просветительский пафос — мол, посмотрите, как все было, нашими глазами — вряд ли сработает: на единственном фестивальном сеансе дай бог была половина зала.

11. Peter and the Farm. Пошел, потому что не удалось попасть на два других; оказался один из лучших фильмов фестиваля. Невероятно красивый (будто обложки журнала Modern Farmer превратили в кино) портрет органического фермера из Вермонта, человека мощнейшего характера и сложной судьбы. Был приемным ребенком; служил в ВМС на Гавайях, где ставил с пьяными солдатами реконструкции «Вестсайдской истории»; был художником и скульптором; страшно поранил руку в 26 лет на одной из подработок; купил ферму в 34 — и превратил ее, по сути, в свое ультимативное произведение искусства, по дороге, правда, напрочь испортив отношения с бывшей женой и детьми. Последнему виной алкоголизм — Питер пьет бесконечно и постоянно впадает в суицидальные настроения, вплоть до того, что предлагает режиссерам застрелиться на камеру. Рядом с психологическим очерком — хроника жизни собственно фермы: обаятельнейшие овечки (и их убийство на камеру), коровы и свинья, собака-пастух, процесс заготовки сена — из всего этого сделана реальная визуальная поэзия.

В довершение всего еще и выяснилось, что спродюсировала кино Мелисса ауф дер Маур из Hole / Smashing Pumpkins, а снял ее муж (и на вопросы после сеанса они отвечали вместе); то-то и в саундтреке там Афекс Твин и группа Women.

12. Tickled. Пожалуй, самой крутой фильм фестиваля, если судить с точки зрения журналистики. История абсолютно безумная, но абсолютно реальная. Новозеландский журналист, специализирующийся на странностях, набредает на уж совсем дикое развлечение — соревнования по щекотке. Правда, выглядят соревнования как фетишистское порно: почти гламурные и очень неловкие видео, где полураздетые мускулистые юноши щекочут друг друга. Журналист начинает пытаться понять, в чем тут дело; в ответ представительница конторы, объявившей набор конкурсантов в Лос-Анджелесе, сначала очень гомофобски отказывает в интервью, а потом начинает угрожать судом и присылает в Окленд адвокатов.

Дальше уж совсем несусветные вещи начинаются — выясняется, что по всей Америке существует целая сеть этой представительницы: сначала молодым людям дают много денег за запись видео; потом начинают рушить их жизнь и репутацию, распространяя видео по всему интернету и сообщая о них семье и работодателям. Потом оказывается, что представительница — это на самом деле, видимо, мужчина, который когда-то работал замдиректора школы (!!) и практикует эти делишки с середины 90-х. Ну и далее не менее поразительное развитие — настоящий классический investigative journalism, но на совершенно невероятном материале. Судя по всему, у этого фильма будет большая прокатная / стриминговая судьба, раз его купили в Magnolia, всем очень советую смотреть при первой возможности, а более подробная рецензия, наверное, последует еще.

(Уточнение — адвокатов присылают, конечно, в новозеландский Окленд, не в калифорнийский.)

Закончим с фестивалем (вчера не было сил писать, так как сразу после последнего сеанса поехал на концерт Б. Спрингстина в Сент-Луис).

13. Presenting Princess Shaw. Простая, но ужасно милая история бедной чернокожей девушки из Нового Орлеана: в детстве ее насиловал отчим; теперь она работает медсестрой, мечтает петь и ведет маленький канал на YouTube, куда выкладывает свои сочинения акапелла. А потом канал находит израильский артист Kutiman, делающий песни из рандомных музыкальных видео на YouTube, — и девушка становится международным интернет-вирусом и почти звездой; ну то есть никакой не звездой, конечно, — но в Израиль на гастроли едет и вообще мечты по-своему сбываются.

Кино получилось удачным из-за двух обстоятельств. Первое: режиссер снимал героиню, зная, что Кутиман делает видео с ней, но ей об этом не говорил; трансформация происходит прямо на экране — ну и это очень трогательно, конечно. Второе: девушка невероятно обаятельная и милая — и в то же время в каком-то смысле экземплифицирует тяготы жизни бедных чернокожих семей. Вот она, собственно, в том самом видео, которое ее и прославило.

https://www.youtube.com/watch?v=WoHxoz_0ykI

14. The Other Side. Поэтическое исследование мира южных реднеков и бедноты в исполнении режиссерского итальянского происхождения Роберто Миннервини. В первой части (три четверти фильма) пара бедных наркоманов играет сама себя — они колются и колют других, курят мет, готовят мет, гуляют по лесу, ругаются, занимаются сексом на камеру; есть также трагическая сюжетная линия про смерть матери от рака и желание пойти в тюрьму, чтобы избавиться от аддикции. Красиво, но местами немножко даже слишком красиво — как будто режиссер не просто хочет показать нам всю полноту жизни этих людей, но смакует бедность и упадок.

Вторая часть, вообще никак не связанная с первой, — короткий очерк из жизни южных белых ополченцев, уверенных, что Обама вот-вот начнет отбирать оружие и вводить комендатский час и готовящихся к войне с помощью практики в полях. Также имеется много пива и сцена, где женщина в маске Обамы делает минет огромному байкеру на потеху его друзьям. Похоже на сюжет Vice на ту же тему, на самом деле, — ну и не то чтобы что-то к нему добавляет, хотя когда один из ополченцев начинает говорить, что правительство США делает со своим народом то же, что с народами Ближнего Востока, то есть приходит и рассказывает, как им надо жить, думаешь, что мысль, конечно, интересная.

Ну то есть — любопытная картина, но структура странная, и все-таки к эстетизации есть некоторые вопросы.

В Bloomberg Businessweek — большой текст про феномен Snapchat и то, как он зарабатывает. Диджей Халед и его путешествие на лодке, сотни тысяч долларов за рекламный блок, бесконечная любовь людей возрастом до 25, вот это все. (Могу засвидетельствовать, что абсолютно все мои местные друзья по школе журналистики сидят в Snapchat бесконечно.)

Интересно и познавательно, хотя по-настоящему феномен Снэпчата все равно не объясняет (я вот, например, явно слишком стар для него — как ни пытался, не вник, в чем веселье) — для этого, по всей видимости, нужен какой-то философский понятийный аппарат, а не экономический.

http://www.bloomberg.com/features/2016-how-snapchat-built-a-business/