Фейсбук услужливо подсказывает, что последние свои дни рождения я справлял в командировках. Сирия, Донбасс, снова Сирия, снова Донбасс... 15 лет назад Фейсбука не было. Я и без него помню тот день поминутно. Помню его в деталях, лицах, глазах...
3 сентября. Мой день рождения. Беслан. Взрыв, второй... Лавина осетинских мужиков сметает оцепление, вынося тебя к стенам спортзала. Бешеная автоматическая стрелкотня, взрывы гранат, едкий дым, стойкий запах пороха, охотничьи карабины в руках у мужиков...
Дети. В крови и в одних трусиках выбегают на тебя. Добегая до взрослых, обессиленные падают у ног. Хватаешь, прижимаешь к себе, бежишь, пригибаясь, к улице генерала Плиева, закидываешь в чью-то машину: «В больницу!» Разворачиваешься, снова к школе...
В разбитых проемах окон - силуэты спецназа. Один из них вскидывает автомат, дает очередь, оседает на колено, тяжело встает, бросается куда-то в сторону, взрыв гранаты, дым... Через минуту из двери черного хода выбегают еще несколько детей. Почему-то сразу понимаю - он их спас. Его вынесут позже. Погиб.
Жуткие от испуга глаза. Взгляд, который заставляет громко скрипеть зубами. В нем страх, боль и мольба: нас же не убьют, дядя, правда? Даже в больнице они продолжают боятся, вздрагивая от шума боя. Они до сих пор не верят, что уже в безопасности.
К часу ночи возвращаемся в детский сад, где нас приютили вместе с другими журналистами.
- У тебя же сегодня день рождения, - грустно напоминает фотокор Толя Жданов. На столе появляется коньяк. Но пьем молча, не чокаясь. Рассматриваем фотографии, сделанные в спортзале. Понимаем, что жертв безумно много.
- Много там убитых? – осторожно спрашивает нас сотрудница детского сада.
- Нет, не очень, - пропихивая застрявший в горле ком коньяком, отводим глаза…
Утро 4 сентября. Пятачок за моргом полностью уложен обгоревшими трупами. Они лежат в ряд, накрытые черным полиэтиленом или серебристой фольгой. В углу двора - уже опознанные, почти не тронутые огнем тела детей. Глаза, по прежнему испуганные, кажется с ужасом следят за тобой.
Среди рядов погибших бродят почерневшие, осунувшиеся люди. Они без повязок - просто не замечают страшного запаха. Сначала родственники проходят сквозь ряды мельком, рассматривая только то, что хоть отдаленно напоминает человеческое тело. Затем, медленно приподнимая черную пленку, осматривают обуглившиеся бесформенные куски.
Рядом взрывается рыданиями худощавая женщина, по цепочке на ноге она узнала свою 11-летнюю дочь... Тоненька цепочка обычного панцирного плетения с какой-то фигуркой - знак Зодиака?
Я не забыл ни эту цепочку, ни сбившийся черный платок с золотой «проседью» мамы этой девочки, которая бесслезно выла рядом, ни длинные похоронный вереницы в сторону будущего «Города Ангелов». Мне никто не запрещал это помнить.
Я помню все, как сейчас, вне зависимости от круглых дат или чьих-то фильмов. И своим дочерям я расскажу об этом так, как видел сам. И как видели те, кто был рядом - со мной, с детьми, с русским спецназом.
