Пленные были выстроены в несколько рядов. Впереди шли солдаты, по бокам эшелона пленных - конные городовые. Шествие замывалось опять нашими пехотинцами.
Австрийцы шли рядами по 6-7 чел. Многие тащили на себе довольно увесистые чемоданы с личным имуществом.
«ВЕДУТ!»
Несмотря на ранний час, весть о прибытии пленных из Перемышля быстро разнеслась по Москве. На Тверской толпы народа.
— Ведут!.. Ведут!..
Сверху Тверской показывается «авангард» армии пленных...
Полицейские офицеры... За ними сплошная серо-голубая река пленных австрийцев... Идут взводами. Впереди каждого унтер-офицеры и обязательно с тросточками в руках.
В ТОЛПЕ.
Публика настроена к пленным крайне добродушно.
Ни одного недружелюбного выкрика, ни одного злого жеста...
Конным городовым, сопровождавшим по Москве вчера пленных австрийцев, время от времени приходилось несколько успокаивать сердобольную публику, которая прорывалась в ряды пленных, чтобы дарить им деньги, папиросы...
Вот стоит на углу Тверской и Камергерского переулка извозчик. Он только и делает, что торопливо вертит «козьи ножки» с махоркой и передает австрийцам. Да, достаточно было посмотреть на австрийцев, чтобы убедиться, что они чувствуют себя вполне удовлетворительно в русском плену. Усталые, желтые лица улыбались широкими улыбками.
— Дай тютюн!.. — просить усатый поляк.
Какая-то девочка протягивает пачку папирос.
— Дзенкую, пани!..
Длинна колонна пленных. Мелькают усатые лица и поляков, и немцев, и угрюмых смуглых венгров, и чехов. Вот шагает, по-видимому, чех. На его шее одеяло, а в руках он бережно несет... скрипку. Старушка, только что вышедшая из булочной, тянется с маленькой пасхой к пленному:
— Возьми, голубчик, разговеться...
НА СТРАСТНОЙ ПЛОЩАДИ.
На Страстной площади густая толпа. Здесь эшелон пленных встретил в автомобиле главноначальотвующий гор. Москвы свиты Его Величества ген.-м. А. А. Адрианов. Пленные, увидев генерала, отдают честь. По дороге всем русским офицерам австрийцы также отдавали честь. Уже в середине Тверской некоторые из пленных стали сильно уставать. Слабых подбирали, сажали на извозчиков, и пролетки с ними шагом следовали за эшелоном. Австрийцы - русины и поляки, - проходя мимо Страстного монастыря и других церквей, обязательно снимали шапки и молились.
В КИТАЙ-ГОРОДЕ.
Когда голова эшелона от Спасских ворот заворачивает на Ильинку, хвост только что начинает втягиваться на Красную площадь. Пленные шагают быстро, торопясь закончить длинный путь. Мелькают серые и черные кепи...
С кокардами, с белой металлической цифрой «8». Мелькают серые накидки и куртке с зелеными петличками, черные шинели... Палочки в руках, желтая гетры как будто еще более хотят убедить в том, что делом этих людей было ходить из города в город, а вовсе не отсиживаться в мерзлых окопах и под бетонными куполами фортов. Защитники Перемышля проходят мимо кремлевских стен. Они с любопытством глядят на башни высоких ворот, на купола, поднимающиеся за стенами, на причудливую пестроту собора Василия Блаженного. Проходя по Ильинке мимо церкви, пленные слышать, как где-то бьют часы. Может-быть, они принимают эти удары за колокол, - некоторые из пленных снимают кепи и крестятся. Это особенно нравится толпе на тротуарах. Какой-то мужичек подходить к рядам, идет в ногу с пленными и все старается втолковать им:
— У нас вам хорошо будет... Вы не сумлевайтесь...
И не понимающий его венгерец утвердительно кивает головой. Он догадывается, что ему говорят что-то хорошее.
У вокзала лавочник допытывается у пленных:
— Знаешь, что за город?
Тот оказывается понимающим:
— Москва.
—А нравится?
— Нравится.
На Красной площади удивляются уже пленные:
— Большой город.
Временами кто-нибудь сходит с тротуара и начинает оделять пленных папиросами, мелким серебром.
Пленные, наконец, добрались до ст. Угрешская, Моск.-Окружной жел. дор., откуда они будут отправлены в разные города России.