Сурвилло тут на РТ проинтервьюировал Дмитрия Смирнова. Про отца Димитрия как-нибудь потом — он настоятель обоих храмов на моем районе, у меня к нему личные вопросы. Сейчас хочу поговорить про Сурвилло.

Сурвилло не умеет говорить. В прямом смысле слова. Он слова произнести не может, у него какой-то трэш с дикцией. Смешно, РТ даже продакшн нормальный этому интервью не смогли сделать. Не смогли даже замаскировать тот факт, что их Свежий Талантливый Молодой Журналист, Бывший Оппозиционер, Присоединившийся к Силам Добра — не знает, что такое русский язык. Не умеет говорить.

Давайте даже опустим, что дудь-стайл интервью как жанр требует умения говорить. (Ты пиздишь с человеком тет-а-тет час, чтобы сгенерировать контент, алё.) Давайте поговорим про журналистику как сферу деятельности.

К сожалению, ви лив ин э сосаети. Журналистика требует понимания данного сосаети — то бишь, понимания человеческой натуры. На самом базовом уровне. Умение общаться с людьми.

Кто пустил в эту сферу человека, который не умеет говорить?

А прикол в том, что никто не пускал. Сурвилло вообще считается журналистом, потому что в свое время он завел рассылку. Помните умственный эксперимент про китайскую комнату? Сурвилло — вот этот вот воображаемый агент, сопоставляющий рисунки с рисунками. Без какого-либо понимания, что эти иероглифы кириллицы вообще значат. Он не понимает, что он «говорит». Он просто научился ставить слова по порядку.

Он просто реагирует на сигналы.

Инфоцыган.

А мы тут, как обычно, развели…

В 1979 году режиссёр Джон МакКензи выпускает фильм "Долгая страстная пятница".

Согласно сюжету фильма некий лондонский гангстер Гарольд Шенд (Боб Хоскинс) собирается уйти на покой и легализовать свой бизнес. Для этого он находит инвестора в США и вступает с ним в переговоры. Но один из подручных Шенда переходит дорогу ирландским боевикам и те начинают мстить, уничтожая бизнес Шенда.

В 1979 году боевики ИРА как раз убили адмирала Луиса Маунтбэттена — человека, не только имевшего дурную репутацию педофила, бездарного военного и недотёпы-заговорщика, но и дядя супруга Елизаветы II. Так или иначе, разница между ирландской мафией и ирландскими террористами была ускользающе незначительна. Возможно, поэтому "Долгая страстная пятница" заканчивается тем, что главарь ирландских боевиков в исполнении Пирса Броснана, сжимая пистолет в руке и с очаровательной улыбкой на устах, похищает главного героя, увозя его на верную погибель.

К слову, в том же 1979 году прошли первые выборы в Европарламент. Возможно, по этой причине герой Хоскинса ссорится с американским инвестором, рассказывает про бескультурность американцев и заявляет, что будет вести дела только с континенталами, называя западных немцев. Мол, они культурнее и лучше.

В 2020 году Гай Ричи выпускает фильм "Джентльмены", рассказывающий про стареющего лондонского мафиози американского происхождения, который решает уйти на покой. Правда, в неравной схватке с американо-еврейской мафией и китайскими наркоторговцами ему помогает стереотипный ирландец и всё заканчивается для главного героя хорошо. Он продолжает вести своё дело с опорой на собственные силы и помогая деньгами британской аристократии. Вроде бы, уже слабой, но всё ещё существующей. Опора на собственные силы и самодостаточность как способ достичь успеха.

Кстати, в 2020 году Великобритания окончательно вышла из ЕС.

Жаль, что нет отдельных фильмов, про то, как кино и история влияют друг на друга. Я бы хотел увидеть хорошую экранизацию сплетений киноплёнки и скучных бюрократических документов.

О том как работает гуманное многонациональное правосудие.

В 2013 году под Подольском произошла страшная трагедия. Уроженец Армении Грача Арутюнян проторанил на своем КамАЗе пассажирский автобус, тогда погибло 18 русских и 60 получили повреждения различной степени тяжести. Многонационала осудили, но диаспора его обеспечила хорошим адвокатом и ему дали всего лишь 6 лет и 9 месяцев за 18 русских жизней, т.е. по 4,5 месяца за человека, но и этот срок Грача не отсидел, его экстрадировали в Армению, а потом амнистировали.

Сейчас у многонационала тоже проблемы с законом, он таксует в Армении на своем Мерседесе, правда, без прав, их его лишили ещё в РФ пожизненно. Но т.к. Грача доход получать немножко хочет, ему приходится нарушать закон. Вот интервью, где он жалуется на жизнь, история душераздирающая, плакала половина маршрутки.

Вполне возможно, что этот армянин попозже и в РФ вернётся, здесь трудолюбивые люди нужны, а у нашего закона и властей к нему претензий нет.

Я надеюсь, в прекрасной России будущего грант на сценарий к фильму или премию за книгу будут давать за то, что они хорошо написаны, а не за то, что их автор - бездарная и косноязычная, но блатная армянка.

Bufo rapta vipera!

Лет ми спик фром май харт ин инглиш. Зис ис вери фани, ебта. Ноу криминалити.

Хорошее поколение взращиваем. РНГ не за горами!

Зимой 1788 года — за несколько месяцев до того, как во Франции впервые за почти 200 лет собрались Генеральные штаты, — заодно с выборами монарх предложил подданным подавать ему так называемые «тетради жалоб»: документы, в которых излагались коллективные ощущения жителей разных мест от французской политики и экономики вообще и от положения в их городах и деревнях в частности. Изучение этих тетрадей дает невероятную панораму народных мнений: кто-то требует больше экономических свобод, кто-то больше патернализма и государственного контроля за ценами и сбытом продукции; кто-то жалуется на жадных суверенов, кто-то на не дающих покоя чиновников — и так далее, и так далее. Взятые вместе эти тетради представляют собой беспрецедентный материал для изучения состояния умов в конце XVIII века. Впрочем, то, что последовало за их сбором — бунт третьего сословия, преображение Генеральных штатов в Учредительное собрание (а потом в Законодательное собрание и в Конвент), взятие Бастилии, принятие первой Конституции, радикальная церковная реформа, попытка бегства короля, его низложение и казнь, объявление республики, якобинский террор и так далее, и так далее — было еще более беспрецедентно.

Я давно хотел прочитать какую-то более-менее ультимативную книгу про Французскую революцию (Великой ее называют только в России, про это интересно написано в книге Александра Чудинова «Французская революция: История и мифы») — все-таки она в значительной степени проявила основные ценностные конфликты современности и заложила ее цивилизационные основы; ну и в конце концов — это просто страшно интересно. Хотелось, с одной стороны, чтобы не просто популярная история, но и чтобы не совсем исследовательское бубубу с анализом годовых оборотов ткацких мастерских; казалось, что на таком материале это более чем возможно. В итоге: на русском такой общей книги про всю Революцию, кажется, не существует вовсе. А на английском существует куча. Методом просвещенного тыка я в итоге выбрал «Citizens» английского историка Саймона Шамы — почти тысячестраничный том, вышедший в 1989-м, в год двухсотлетия взятия Бастилии. Результаты — амбивалентные.

Шама пишет историю как нарратив — с героями и характерами, которые воплощают или перемежают собой более сложную социальную / экономическую / политическую аналитику. Это максимально близкий мне метод — и писатель из Шамы правда отличный, немного даже слишком отличный с точки зрения богатства языка (мне приходилось часто смотреть в словарь; впрочем, это жалоба невежественного человека). У него прекрасный нюх на детали, яркие сравнения, мощные сцены, и в результате все эти герои правда увлекают, тем более что в их галерее очевидные, с детства знакомые имена соседствуют с неочевидными. Отважный, но простоватый солдат Лафайетт; хитрый делец Талейран; человек-ураган Мирабо; неистовый публицист-мученик Марат, забальзамированное сердце которого было торжественно выставлено в зале клуба Кордельеров; благородный старик Малешерб, вызвавшийся защищать на суде Людовика XVI, а через пару лет сгинувший на гильотине вместе со всей семьей; художник-политик Жак-Луи Давид; инфернальный вождь санкюлотов Эбер; пьяный палач Луары Клод Жавог и многие другие — все эти реальные люди действуют в реальных исторических обстоятельств, но выглядят как абсолютно, иногда даже чересчур литературные персонажи.

Отчасти потому что ими и являются — Шама посвящает много места демонстрации связей между руссоизмом, идеалами сентиментализма и тем, что происходило в головах революционных вождей и на улицах управляемых ими городов (оттого, кстати, и Давид, а также Жан-Батист Грез, Бомарше и другие художники и писатели того времени тут важные действующие лица); между инновационными полетами на воздушном шаре — и новой культурой массового поведения; между культом древнего Рима — и ораторским стремлением к свободе. Особенно последователен в своем преследовании тотальной добродетели был Максимилиан Робеспьер; что из этого вышло, известно; впрочем, современного российского читателя даже главы про террор могут поразить не только кровожадностью, но и тем, что даже неумолимый, ничем не стесненный парижский революционный трибунал в месяц накануне фатального термидора оправдал 20% подсудимых, сильно больше, чем оправдывают современные российские суды. Остальные 796 человек были публично казнены посредством гильотины на площади в центре Парижа.

Основных концептуальных тезисов у Шамы несколько. Первый: Революция в лучшем случае ускорила те процессы, которые и так шли во Франции «Старого режима», а в худшем — замедлила их. Например, в интерпретации историка постепенное фактическое стирание сословной иерархии и так происходило, поскольку звания продавались и покупались (и таким образом, статус был обусловлен социальным успехом, а не правом рождения); та элита, которая доминировала во французской истории в следующие полтора века, не столько была порождена революцией, сколько сумела выжить в ней. Церковная реформа привела к большому количеству крови и резкому снижению уровня образования в стране — так как большинство священников саботировало требования присягнуть гражданскому устройству. Многие революционные активисты ненавидели старый режим не за то, что он сохранял, но за то, что он разрушал: они боролись ровно с коммерциализацией и модернизацией, которые принято считать заслугами революции (собственно, пафос возврата от нового типа прав собственности к прежнему общинному контролю был свойственен большинству «тетрадей жалоб», полученных от третьего сословия). Ну и в целом революция, как пишет Шама, была обусловлена не столько какими-то внутренними злоупотреблениями короны, сколько ее внешнеполитическими обстоятельствами: с одной стороны, колоссальными, приведшими фактически к банкротству тратами на армию и флот во многом в рамках поддержки США в войне за независимость; с другой, обновленным патриотизмом прогрессивных аристократов, вызванным участием многих из них в той же войне за независимость США (а ранее — обидно позорным поражением в Семилетней войне).

Более того: по Шаме, революция не так уж много изменила в структуре самого французского общества — бенефициарами новых законов становились в основном те социальные группы, которые и до того чувствовали себя хорошо; за исключением церковных реквизиций никакого особого трансфера социальных полномочий не происходило. Разница между богатыми и бедными вовсе не стерлась и даже наоборот — увеличилась.

Второй ключевой тезис Шамы (и самый спорный, насколько я понимаю): государственное насилие и кровавые бани 1793-1794 годов — не аберрация и не эксцесс, но логичный апофеоз революции; в некотором смысле самое полное воплощение ее принципов. Резня в тюрьмах Парижа в сентябре 1792 года; уничтожение мирного населения Вандеи после подавления крестьянского мятежа республиканскими войсками; да даже и внесудебная расправа с комиссаром Бастилии после ее взятия — все это (и многое другое) Шама выстраивает в единую цепочку, конструируя примерно следующее построение: все революционные политические силы постоянно обнаруживали себя в зазоре между обещаниями (политическими, экономическими, военными) и реальностью; восполнить этот зазор могла только кровь предположительно виноватых в том, что он возник. И другой важный тезис — связь насилия физического и, скажем так, теоретического: тут важны, с одной стороны, бесконечные революционные газеты и прокламации, призывавшие к расправам самым недвусмысленным образом, а с другой — наследующая тем же вышеупомянутым культурным феноменам революционная риторика, предполагавшая монохромную структуру общества, состоящего из своих и чужих, а также постоянную готовность ораторов умереть за Родину, если их требования не будут выполнены (Робеспьер выстраивал такую конструкцию буквально в каждой своей речи).

Еще из интересного: тезис про то, что революцию все время раздирало между двумя представлениями о ее целях — нам нужна свободная политическая репрезентация и подотчетность государства гражданам vs. нам нужна более сильная и успешная Франция. Описания революционных ритуалов — праздника Федерации и фестиваля Верховного Существа (удивительно прежде всего то, что настолько детализированная ритуализация возникала настолько быстро). Ну и, разумеется, бесконечные сцены политических дебатов, буквально решавших вопросы жизни и смерти, — на улицах, в парках и в залах заседаний. И бесконечные рифмы с современностью, которые автору даже не приходится подмечать (особенно, конечно, это касается периода якобинского террора).

Что же не так, когда так много всего? Как видно из вышеизложенного, Шама относится к революцией с изрядным скепсисом и сарказмом; даже о заложенной в Декларации прав человека свободе слова он отзывается совершенно без восторга — называя ее прямым последствием в революционное время «освобождение грубости». И не хватило мне в «Citizens» именно какой-то эмоциональности, что ли. Все-таки, даже когда читаешь про Французскую революцию в «Википедии», дух захватывает от событийного кутежа, от стремительности перемен, от того, как целые политические эпохи будущего оказываются спрессованными в несколько месяцев. Шама на все это смотрит с холодным носом, немного через губу — что, безусловно, нормально, но немного не то, чего хотелось.

«Citizens» еще и заканчивается в 1794 году — то есть тут нет ни Директории, ни консулов (и никакого специального объяснения, почему так). От этого остается, конечно, некоторое ощущение незавершенности, и теперь охота прочитать, например, качественную биографию Наполеона с контекстом, где было бы как раз передано это ощущение невероятного исторического приключения. Если кто-то дочитал до сюда и такую знает — расскажите, пожалуйста.

(Книжки «Citizens» в легком легальном доступе мне найти не удалось, но в интернете легко отыскать, например, ее полную версию в формате epub.)

Ну теперь точно возьмутся за неонацистов из ВБОН и других этнических преступников. Никуда не денутся, наш лидер отдал приказ!

Или вот это вот всё только русских касается?🤔

То что левачьё всё-таки оказалось мусором человеческим — как бы и не открытие вовсе.

А вот то, что силовики вместо того, чтобы раскрывать очевидное криминальное дело лепят под пытками из ячейки торчков-левачков целую террористическую сеть, приплетая левых людей – это немножко, да, в диковинку.

В общем ли уровне компетентности здесь дело или же кто-то решил по быстрому заработать новые звёздочки на более угодном высокому начальству деле о терроризме – не так уж и важно.

Важно то, что несколько миллионов силовиков работают в системе с неправильно расставленными приоритетами. Когда эта система ещё и оказывается палочной по своей сути, при том что фраза «независимый российский суд» уже давно вызывает у нас лишь улыбку – мы получаем идеальный конвейер по пожиранию людей. И попасть в него может каждый.

Господа!
Воскресенье.
18.00 часов.
НДП-Стрим.
Константин Крылов.
https://www.youtube.com/watch?v=5OWTwdfeBBU

В РНГ будет три интернета. Обычный интернет (зацензуренный, без рэпа и китайских мультиков), интернет для женщин (с рецептами), интернет в который можно заходить хохлам, чтобы над ними смеялись

«Математика имеет в классовом обществе классовый характер, ход её развития определяет классовая борьба. Теория чисел и непрерывных функций обосновывает индивидуализм, анализ с его непрерывностью направлен против революционных идей, теория вероятностей подтверждает беспричинность явлений и свободу воли, а вся математика в целом находится в соответствии с православием, самодержавием и народностью».

А. Я. Кольман, «Предмет и метод современной математики», 1936 г., Москва.

Арношт Яромирович Кольман (1892-1979) - советский философ, математик, член ВКП(б). В 1976 году выехал из Москвы в Швецию, где получил политическое убежище. В том же году написал Открытое письмо Брежневу:

«В СССР нет элементарных демократических прав: вместо выборов — голосование за навязанных сверху кандидатов; отсутствие гласности в политической жизни; запрещены политические дискуссии, над всем властвует универсальная цензура; правдивая информация подменяется пропагандой лжи»

А это многонациональная Москва.

В Раменках столкновения местных жителей и армянских бандитов из "Ташир Групп". На Мичуринском 30Б хотели построить детский сад, но для армянского авторитетного девелопера Самвела Карапетяна более выгодно там возвести многоэтажку.

Местные против(около 200 человек, как нам написали), их избивает армянский ЧОП, потому что они мешают проезду строительной техники. Есть пострадавшие, в том числе депутаты МГД Екатерина Енгалычева и Евгений Ступин.

Армянские бандиты чувствуют себя уверено, решают вопросы по хозяйски на русской земле.

Кстати, вспомнили что сегодня День защитника отечества.

Поздравляем всех профессиональных военных, денно и нощно защищающих рубежи нашей страны, и напоминаем, что призывная армия никакого отношения к защите отечества не имеет.

Призывная армия - атавизм дореволюционной эпохи, срочники неспособны даже защитить себя от рабства и истязаний, какое уж тут отечество.

Эффективная современная армия должна быть только профессиональной! На те деньги, в которые обходится содержание бесполезных гарнизонов и саломордых генералов можно создать самую эффективную и современную профессиональную армию, состоящую из тех, кто горячо любит свою родину, и добровольно выбрал этот путь, как любой свободный человек!

А слуги и рабы никогда не могли никого защитить.

@ne90e