В России остатки культа деревень (как фильм «Атлантида русского Севера») относятся только к архитектуре. Я думаю это наследие писательского почвенничества, деревенщиков, вроде недавно умершего Распутина, они же писали о деревне обжитой и самодостаточной, с деревянными избами, а не шахтерских, дорожных и других индустриальных поселках. У нас в стране процентов тридцать сельского населения. И никто не высчитывал специально, какой процент этой сельской местности на самом деле составляют северные рабочие поселки.
Они стоят во мгле и стланике и ягель лезет сквозь асфальт. Единственное украшение в них – это памятник Ленину, иногда еще что-то связанное с Победой. Редко бывает местная экзотика. В Оротукане, например, стоит бюст Татьяне Маландиной, комсомолке, которую изнасиловали и убили в 1937 году уголовники, бежавшие из лагерей Дальстроя. Про нее писал Шаламов, которому памятника на Колыме так и не поставили.
У всех этих поселков одинаковая для всех регионов застройка, привязанная к какому-нибудь производству. Чистая функция торчит посреди тайги/тундры. Функция, в которой работали, рубили дерево, копали золото, нефть качали и ничего больше не делали, даже не умирали, потому что умирать уезжали куда-то «на материк». Когда я оказался в поселке с редким названием Октябрьский в Архангельской области, то не заметил принципиальной разницы с райцентром Ягодное в Магаданской. Хотя вроде то самое место, где должна залегать «Атлантида Русского Севера», граница Архангельской и Вологодской областей. Север застроен не столько шедеврами деревянного зодчества, а поселками советской поры, с хрущевками и котельной. Если северная вологодская или поморская деревня – это Атлантида, то северный рабочий поселок советской постройки – это тоже какой-то континент. Например, Му. Есть такой мифический континент, он известен хуже Атлантиды, но его образ тоже использовали писатели, в частности Лавкрафт.
Материк Му тонет еще быстрее, чем Атлантида, потому что Атлантида интересна хотя бы фотографам и документалистам, а из Му несутся со всех ног при первой возможности. Но через сто лет и это будет уходящей натурой, да это уже уходящая натура, у которой есть свои ценители. В материке Му вся настоящая русско-советская готика, в самом ее мрачном, лавкрафтианском исполнении. Готический Ленин смотрит на готический ржавый бетон и больше в них ничего нет, лишь отчаяние, алкоголизм и программы по расселению.
Материк Му – это культурный пласт, который может превратиться в литературу, кино и живопись. Это будет мрачное искусство, зато правдивое. Северная Россия от Коми до Магадана – это не фольклорные деревни, это бараки, покрытые толем и хрущевки, окна которых смотрят в сопки или в холодное море, в котором нельзя купаться даже в июле. Все это ждет свих режиссеров и писателей.
Там за плато Ленг стоит Кадат, окруженный рабочими поселками. Он зарастает лесами и рассыпается в тундру. Его стыдливо расселяют, был такой период у страны, когда все это было нужно, да вышел весь, давайте забудем. На материке Му, в пустых северных рабочих поселках, под вой одичавших собак, уже зарождается какая-то новая жизнь, просыпаются древние боги, темные культы вьют свои логова. Но мы ничего об этом не знаем