Когда мы называем Петербург «городом у воды», мы подразумеваем, в первую очередь — у Невы. Это не досадная ошибка, а часть замысла. Во времена создания Петербурга близость к морю виделась как возможность вести войны и торговлю, а вовсе не наслаждаться романтическим видом. В то время как вдоль реки вырастали статные столичные фасады, берега залива были заняты либо промышленными портовыми зонами, либо домами совсем небогатых людей, которым не досталось места поближе к дельте реки — вспомним Парашу из «Медного всадника».
В истории Петербурга был один момент, когда он мог бы стать городом во всех смыслах слова морским. При Петре как будто бы всерьез рассматривали план устройства центра будущей столицы на острове Котлин. Случись это, и мы научились бы такой же самоорганизации и самоограничению, как жители средневековой Венеции или Амстердама XVII века. Впрочем, как раз по причине непривычности России к дисциплине этот план и кажется до сих пор утопическим.
Залив стал восприниматься как источник повседневных приятных впечатлений и место для отдыха только к концу XIX века, тогда открылся санаторий «Сестрорецкий курорт». Некоторое время спустя инженер путей сообщения Федор Енакиев в рамках амбициозного плана преобразования Петербурга предложил превратить Адмиралтейские верфи в современный жилой район с видом на море. Проект не реализовался хотя бы потому, что ему помешали Первая мировая война и революция.
Архитектурный критик Мария Элькина
рассказывает, как город-форт Петербург превращался в город-порт, почему берега Финского залива до конца не стали частью городской среды и что нам с этим делать. Не забудьте подписаться на
@dwellercity