Будто попал в атлас онкологии растений: окружающая среда цветет и гниет одновременно и беспорядочно, как саркома. Уверяют, однако, что в таком воздухе полезно пешком. Кавказские старцы ежедневно ходят по горам за родниковым «Псоу» и живут до двухсот лет. «Прогулки вверх и вниз укрепляют здоровье и ноги», – уговаривают местные. Придерживая сердце, с трудом волочатся два квартала с крутым уклоном, но окончательно задыхаются и присаживаются на камушек пикниковать.
Так, не избегая декабря, уже с утра под каждым кипарисом складываются негордые компании. Поклоняются «Апсны» и «Лыхны», впитывают субтропическую флору и фауну, в которой у каждой нашей вещи есть свой аналог, только субтропический, или «колхидский». Колхидский червь, колхидский плющ, колхидский сапсан, чертополох. Колючек много, и разных, включая загадочную держи-траву и интуитивно понятный колижоп.
«Потом, короче, Прометея вон к той скале приковали. Видишь, до сих пор пятно осталось? – объясняют. – Да не там, вон же, где сверху еще мангаловые заросли». По горной тропинке приближаются женщина и мальчик лет четырех. Он цепляется за ее руку и что-то громко, но неразличимо ей выговаривает, не произнося букву «р». Когда оба подходят, становится слышно, что ребенок безостановочно и люто матерится.
Уверяют также, будто в Грузии открыли завод по производству малярийных комаров – на американские деньги, разумеется. Комары быстро пересекают Абхазию, где «делать реально нечего», и проникают на территорию страны, разнося хитроумных плазмодиев между казачеством. «А кстати, дед, – спрашиваю по случаю, – какие представлены в ваших краях редкие болезни»?
С ответом не медлят: «А хоть бы вот это вот все, – показывают на эстакаду, на взбегающий по отрогам новенький серпантин, на жилые гаражи, дым и цивилизацию, – Ну да оно уже скоро пройдет, – рука опускается вниз, – ежевикой зарастет все и пропадет». Резко падает ночь, в невидимом мраке за ущельем грохает петарда. Новый год не за горами.