Halp

- расскажите про функциональное программирование
- ну эт кароч когда в фор компрехеншн всё суют (скалист)

- расскажите про функциональную генерацию юидов
- ну эт кароч когда в фор компрехеншн всё суют (скалист)

- расскажите про функциональное логирование
- ну эт кароч когда в фор компрехеншн всё суют (скалист)

- расскажите про таглес файнал
- ну эт кароч когда в фор компрехеншн всё суют (скалист)

КРАСНАЯ КИПА

Мой папа решил изучать иврит. Я помогаю ему делать уроки, которые задает преподавательница в ульпане. Не знаю, откуда учительница выкапывает книжки, по которые ученики делают домашние задания. Я такие книжки детям не давал бы читать. Ни детям, ни взрослым. Сейчас папа читает перевод на иврит «Красной шапочки», выполненный, судя по всему, в начале прошлого или в конце позапрошлого века, кем-то из последователей Элиэзера Бен-Йеѓуды, идеологически долбанутым на всю голову и созидавшим свою работу не иначе как под влиянием древнеегипетских «Жалоб Ипувера». Помогая папе переводить этот дивный текст на русский, я начал потеть и чесаться, как орангутан.
«Была девочка, маленькая и милая, имя ей было – Красная Кипа, ибо носила шляпу красного цвета. Были у нее мать и бабушка, а отца не было вовсе; бабушка обитала в маленьком жилище на ином конце леса; и вот занемогла. И позвала мать дочь и сказала:
– Красная кипа, вот, дошло мне известие, печальное весьма, что занемогла бабушка твоя; и вот испекла я пирог пышный, и посылаю тебя, о дочь моя, к бабушке с пирогом сим и бутылью вина; пирогом и вином укрепится бабушка и возрадуется. Но спеши, дочь моя, дабы успеть до захода светила, ибо близка святая суббота. Идя же по селению, не забывай быть милой и приветливой к людям, встреченным тобой, и благословляй каждого из них миром.
И вот взяла Красная Кипа пирог пышный, матерью ее испеченный, и бутыль вина, и пошла по селению, и благословляла всех встреченных миром, и возрадовались сердца их. И вошла она под сень могучих деревьев, и на тропе лесной встретила волка.
– Куда идешь ты, о милая девочка с красною кипой?
– Мир тебе, господин мой волк!
– Куда так спешишь ты, о девочка, – в дом поминальной молитвы?
– Благословляю тебя миром, о господин мой, и заклинаю не задерживать меня на узкой тропе сей, ибо перед встречей святой субботы спешу я на иной конец леса, в урочище, где проживает бабушка моя. Больна она. Мать моя испекла пирог пышный и послала меня к бабушке с пирогом сим и бутылью вина, дабы укрепилась бабушка и возрадовалась в сердце своем.
– О, сколь приятно лицезреть усердно преданную роду своему девочку! – воскликнул волк и закатил глаза к небосводу, где светило дневное склонялось уж к краю земли. – Но где же урочище, в коем обитает бабушка твоя – любительница пирогов и вин?
– Господин мой, обитает она на второй стороне сего леса, под тремя деревьями дубовыми, великими, что возле деревьев ореховых; всяк знает, где это; но молю, не задерживай меня, ибо близится святая суббота.
– А! – подумал волк в сердце своем. – Девочка сия, конечно же, вкусна очень, сладка и на вкус приятна много больше, нежели бабушка ее, но мала, и останусь я голоден; и нет у меня выбора, обязан разорвать я обеих, ибо негоже всякой твари земной в святую субботу оставаться голодным; и простит Господь.
– Провожу я тебя, о девочка, преданная роду своему, до урочища лесного, к бабушке твоей, и войдешь ты к ней с лицом просветленным, и сделаете благословение на вино в честь наступившей субботы; а я погляжу лишь в окно за торжеством сим.
И пошел волк путем девочки, и пришли они к месту, что цвели в нем цветы.
– Взгляни, о Красная Кипа, – молвил волк в сладости, – на дивные цветы сии; прислушайся к пению птиц; к чему торопиться? Отчего не нарвешь ты бабушке твоей в честь дня грядущего, праздничного, букет красивый и пышный?!
Взглянула Красная Кипа окрест и ввысь, и видела блики света, мерцающие между ветвями деревьев и освещающие цветы разноцветные в свете зелени.
– Ты справедлив, господин волк! – рекла она. – Воистину рано еще, и нарву я бабушке в честь дня грядущего, и дабы укрепилась она вернее, букет дивных полевых цветов сих.
Сошла с тропы и нагнулась, срывая цветы полевые, дивные».

Тут папа устал за мной записывать, и сказал, что ему мерещится в рассказе сем дивном аленький цветочек пополам с книгой пророка Иезекииля и историей в «Понедельнике», где Мерлин отправляется в путешествие с добрым сэром – знатным медосборцем, а в ушах своих слышит он колокольчики мои, лютики цветные, ибо, видимо, поднялось у него давление от чудес сих. Но я продолжал таращиться в книгу, чесаться и бубнить:
 «...А волк торопился к дому бабушки, и вот – дошел он до урочища, что в тени деревьев дубовых, что окрест деревьев ореховых; и взошел он на ступени крыльца дома лесного, и под пение птиц полевых поскребся в дверь.
– Кто там? – спросила бабушка голосом слабым; и лежала она на ложе, в хитоне, а на столе стояли подсвечники и огниво, ибо близилось время зажигания свечей субботних.
– Я это! – вскрикнул волк голосом тонким, как тетива лука. – Внучка твоя, Красная Кипа; вот я пришла к тебе встретить с тобою день субботний, и несу угощение: пирог, что мать моя испекла, и бутыль вина полную, объемом достойную, дай же войти мне, дабы поднести тебе пирог и бутыль, и укрепишься ты, и будем мы встречать день Господень, есть и пить, и возрадуемся.
–Благословен входящий, – ответила бабушка.
И ворвался волк в дом.
– Доброй субботы! – рявкнул он».
…Тут уже сил не осталось и у меня; перед тем, как попрощаться с папой, я попросил у него номер телефона преподавательницы иврита, чтобы поговорить с ней по душам; прощаясь, скользнул все же взглядом по следующим страницам. Там творилось что-то совсем уж страшное: благочестивый волк оказался хасидом Сатмарского ребе, а бабушка – отчаянной миснагедкой, противницей хасидизма, последовательницей литовского направления, а покойный ее супруг, оказывается, был чуть ли не учеником Виленского Гаона; и вот они вступают в пререкания с волком на теологические темы, и разъяренный дискуссиями волк готовится сожрать бабушку; меж тем близится уж святая суббота, и тут подоспевает Красная Шапочка, то бишь Красная Кипа, спешит она к дому, откуда еще с опушки слышны крики препирающихся богословов, и вбегает в дом, и успокаивает обоих, и зажигают они с бабушкой свечи, и господин волк говорит: «Амен»; и садятся они за стол, едят пирог и пьют вино, причем больше всех на вино налегает бабушка; и волк опять приходит в бешенство, но тут появляются запоздавшие к субботней трапезе охотники, и оказываются они безбожниками, чуть ли не сторонниками политического сионизма, но их зовут к столу, ибо субботний гость – благословение в доме; однако, выпив и закусив, принимаются они потешаться над бабушкой, внучкой и волком как над отсталым элементом; и кончается этот чудо-рассказ тем, что волк, как узкий догматик и религиозный мракобес, накидывается на них и в короткой, неравной борьбе пожирает двоих, но третий стреляет в него в упор, укладывает на месте, а потом рассказывает бабушке о великой заповеди строить и возрождать Святую землю, о преимуществах коллективного ведения сельского хозяйства и ремесел, и потрясенная бабушка благословляет внучку, и Красная Шапочка отправляется с охотником в Палестину и селится в каком-то социалистическом киббуце, чем, видимо, по замыслу переводчика, полностью и окончательно оправдывает свое странное прозвище.

(2011, июнь)

https://www.facebook.com/100001400510432/posts/782069791849697/

открытка (много кому)

Поскольку на New Times деньги собрали пора напомнить и про наш краудфандинг. Тем более что у нас дела обстоят неважно.

Две недели назад мы преодолели рубеж 950 тысяч рублей, в какой-то момент было даже 953 тысячи (хорошо запомнил, это номер школы, где я учился).

А сейчас у нас 945 тысяч. Карты заканчиваются, кто-то отписывается. Прямо отрицательный рост. И шансов, что в этом году мы выйдем на миллион, честно говоря, все меньше и меньше

https://donate.zona.media/?utm_source=smirnov&utm_campaign=first&utm_medium=telegram