Парижские вечера.
Стою в метро, жду поезд. Подъезжает... Двери открываются, оттуда выбегают люди. Мы, те кто поезд ждал, недоуменно смотрим на них, заходим в пустой вагон... И в наши ноздри врывается чудесный аромат швейцарского сыра. Грязных ног и потных носков то есть. В другом конце вагона лежит чёрный бомж на сиденьях. На голову положил тряпку, чтобы свет заглушить. Ноги голые вынул из обуви, и закинул на сиденья тут же. Ну мы тоже выбежали и побежали в соседний вагон.
Потом на улице захожу в магаз ночной бангладешский, беру энергет. И влетает какой-то бухой бангладешец. Еле стоит на ногах и что то бормочет. Наверное денег просит.
Я ему просто говорю мол я не понимаю по французски, я говорю по русски, отьебись дядя. Он бормочет "Руус? Рус. Руус..."
Выходит. Я расплачиваюсь, тоже выхожу. А там он бухой бродит у магазина и бормочет
- spasibo... dosvidanya... Russe... spasibo, russe...
Когда отхожу, надрывается и начинает кричать мне вслед
- do... dos... dosvidanya! Doosviidanya!
Стою в метро, жду поезд. Подъезжает... Двери открываются, оттуда выбегают люди. Мы, те кто поезд ждал, недоуменно смотрим на них, заходим в пустой вагон... И в наши ноздри врывается чудесный аромат швейцарского сыра. Грязных ног и потных носков то есть. В другом конце вагона лежит чёрный бомж на сиденьях. На голову положил тряпку, чтобы свет заглушить. Ноги голые вынул из обуви, и закинул на сиденья тут же. Ну мы тоже выбежали и побежали в соседний вагон.
Потом на улице захожу в магаз ночной бангладешский, беру энергет. И влетает какой-то бухой бангладешец. Еле стоит на ногах и что то бормочет. Наверное денег просит.
Я ему просто говорю мол я не понимаю по французски, я говорю по русски, отьебись дядя. Он бормочет "Руус? Рус. Руус..."
Выходит. Я расплачиваюсь, тоже выхожу. А там он бухой бродит у магазина и бормочет
- spasibo... dosvidanya... Russe... spasibo, russe...
Когда отхожу, надрывается и начинает кричать мне вслед
- do... dos... dosvidanya! Doosviidanya!
