К юбилею Бориса Ельцина в сети начали массово вспоминать: вот, мол, жрать было нечего — зато свобода была. В основном такие мысли приходят в голову тем, у кого на ельцинскую эпоху пришлось золотое детство со свободой играть в футбол во дворе, пока мамка не загонит, ну и немножко те, кому в 1990-х посчастливилось быть бенефициарами происходящего, а к 2020 сохранить свободу и способность что-либо говорить.
Свобода при Борисе Николаевиче была крайне относительной. В начале 1990-х голодная и озлобленная милиция (тогда еще милиция, а не полиция) с остервенением лупила демонстрантов вместо того, чтоб переходить на их сторону. «Милиция с народом!» — кричали оппозиционно настроенные граждане, но этого так и не произошло, за исключением одиночных случаев в октябре 1993 года. Весьма полезный урок для идеалистов: даже в разгар голода и грабежа, даже когда противники власти собирали стотысячные митинги, даже когда митинги были социально близкими по составу — никакие правоохранители на их сторону не перешли. Это так не работает и не будет работать. Мент не служит народу, он служит элите, в крайнем случае контрэлите, если она достаточно убедительна.
Когда начались качели 1993 года, когда появилась выраженная контрэлита — в дело вступила армия. Танки в Москве, расстрелянный Белый дом, сотни убитых «чтоб неповадно было» — такая вот свобода. Демократия для демократов. Уважаемых людей распустили из тюрем под честное слово «не высовываться», обычным уж как кому повезло. Если это пример настоящей свободы, то у вас какие-то интересные представления о ней. В те же времена, в декабре 1993-го, ОМОН жестко разогнал совмещенный с пресс-конференцией оппозиционных радикалов концерт «Гражданской обороны». Сегодня бы тех событий хватило бы на год обсуждения, тогда даже не заметили.
Далее обе стороны, словно бы шокированные произошедшим, разошлись по углам ринга, сбавив обороты. Избирательная кампания 1996 года была больше похожа на нынешнее противостояние «Байден — Трамп»: вроде бы все в равных условиях, но на Ельцина работали все масс-медиа, почти весь бизнес, мнения красной половины страны попросту не существовало.
Да, были какие-то вольности. Игрушечные, нестрашные. РНЕ маршировало со свастиками на рукавах, демсоюз требовал свободу Ичкерии, фанаты били друг друга и окна в посольстве США, выходила пресса, за каждый номер которой сегодня возбудили бы кипу уголовных дел. Но все это было под присмотром, по принципу «не мешают — и хорошо». Когда мешали — ответка прилетала сразу: кидание яиц нацболами в придворного бесогона Михалкова кончилось уголовкой и подброшенным на лестницу штаба НБП ящика коктейлей Молотова.
Свободы не было. Были иные границы вольнодумства, зато при пересечении таковых реакция была даже пожестче, чем сейчас. Потому что власть в России в сущности своей всегда одна, меняются только вывески.
Свобода при Борисе Николаевиче была крайне относительной. В начале 1990-х голодная и озлобленная милиция (тогда еще милиция, а не полиция) с остервенением лупила демонстрантов вместо того, чтоб переходить на их сторону. «Милиция с народом!» — кричали оппозиционно настроенные граждане, но этого так и не произошло, за исключением одиночных случаев в октябре 1993 года. Весьма полезный урок для идеалистов: даже в разгар голода и грабежа, даже когда противники власти собирали стотысячные митинги, даже когда митинги были социально близкими по составу — никакие правоохранители на их сторону не перешли. Это так не работает и не будет работать. Мент не служит народу, он служит элите, в крайнем случае контрэлите, если она достаточно убедительна.
Когда начались качели 1993 года, когда появилась выраженная контрэлита — в дело вступила армия. Танки в Москве, расстрелянный Белый дом, сотни убитых «чтоб неповадно было» — такая вот свобода. Демократия для демократов. Уважаемых людей распустили из тюрем под честное слово «не высовываться», обычным уж как кому повезло. Если это пример настоящей свободы, то у вас какие-то интересные представления о ней. В те же времена, в декабре 1993-го, ОМОН жестко разогнал совмещенный с пресс-конференцией оппозиционных радикалов концерт «Гражданской обороны». Сегодня бы тех событий хватило бы на год обсуждения, тогда даже не заметили.
Далее обе стороны, словно бы шокированные произошедшим, разошлись по углам ринга, сбавив обороты. Избирательная кампания 1996 года была больше похожа на нынешнее противостояние «Байден — Трамп»: вроде бы все в равных условиях, но на Ельцина работали все масс-медиа, почти весь бизнес, мнения красной половины страны попросту не существовало.
Да, были какие-то вольности. Игрушечные, нестрашные. РНЕ маршировало со свастиками на рукавах, демсоюз требовал свободу Ичкерии, фанаты били друг друга и окна в посольстве США, выходила пресса, за каждый номер которой сегодня возбудили бы кипу уголовных дел. Но все это было под присмотром, по принципу «не мешают — и хорошо». Когда мешали — ответка прилетала сразу: кидание яиц нацболами в придворного бесогона Михалкова кончилось уголовкой и подброшенным на лестницу штаба НБП ящика коктейлей Молотова.
Свободы не было. Были иные границы вольнодумства, зато при пересечении таковых реакция была даже пожестче, чем сейчас. Потому что власть в России в сущности своей всегда одна, меняются только вывески.
